— А дружина твоя дознается будто, — не сдавался крефф.
— Дружина та из местных парней будет, и уж они-то знают, о ком в городе какая слава идет. А еще учти, что в детинец всякая семья самого худого по родству парня отдаст. Купец свою кровь не пошлет мечом махать, и посадник тоже. Значит, отправят туда того, с кем расстаться не жаль, или того, кто глаза намозолил. Смекаешь?
Могучий обережник задумался, а потом медленно кивнул.
— Но то еще года два, не меньше, пройдет, прежде чем будет нам польза от этих ребят. Потом можно их и в ночь выводить. Убить волколака или упыря не смогут, а вот ранить — да. И если с обозом дружина и обережник идут, то уже сила немалая. Ежели на звериный запах волкодавов натаскать, они на лов выходить станут и выслеживать помогут. Донатос, Лашта, вы теперь волколаков шкур
и
те. Чтоб на каждой псарне шкура была. Псы должны к запаху привыкнуть, не бояться.
Колдуны переглянулись.
— Как скажешь, — ответил Донатос.
Новоставленный Глава тем временем продолжил:
— И еще. Ежели знаете, где дети Осененные, но с Даром слабым есть, тех надо забрать в Цитадель. Толку от них в деле мало, но сор
о
к привадить к месту смогут. Будут при сорочатниках в детинцах службу нести. А там, может, еще на что сгодятся. Теперь — ратоборцам. Отныне с четвертого года подлетков своих на лето отправляйте в сторожевые тройки. Там они и под приглядом будут, и пользу принесут, и крови понюхают. Сами же делом займётесь — Ходящих с лежек снимать, логова искать.
Его слушали молча, не возражая, не оспаривая, но с трудом свыкаясь с мыслью о том, что уклад жизни в Крепости изменился круто и, по всей вероятности, навсегда. Клесх сам без дела сидеть не рассчитывал и другим этого позволять не собирался.
— Теперь — целителям. Ихтор, Руста. Отныне к каждому зимнему обозу с податью готовьте зелья от самых злых хворей. Будем отправлять сторожевикам, чтобы те жилы из себя не тянули, случись что.
— Мы тебя поняли и услышали, — скрипучим голосом отозвался со своего места Ильд. — Круто ты забираешь, Глава. Стелешь уж больно жестко. Сдюжат ли люди и Цитадель?
Клесх посмотрел в слезящиеся старческие глаза и понял, что от того, как он сейчас себя поведет, будет зависеть всё. Даст слабину, замнется, сробеет — и за ним… нет, пойдут, конечно, но до цели не доберутся. Как пить дать. Поэтому он ответил сухо и жестко:
— Оставим все как прежде — через пару лет ни людей, ни Цитадели не будет. А если кто вздумает поперек идти и преграды выстраивать, того я к Хранителям отправлю без всякой печали.
С этими словами он встал и сказал:
— Посадником в Крепости остается Нэд. Перед ним о всяком деле ответ держать будете. Я по городам поеду. Со сторожевиками все обговорю, места под детинцы обозначу, погляжу, кого из парней в дружины урядят.
— Ты не сказал, что делать с людьми, которых соотчичи отрядят в Цитадель. Зачем они нам? — напомнил Руста. — К чему Цитадели вдовы, бедняки? На что нам их кормить?
— Цитадели нужны люди. Половина ярусов пустует, пусть здесь живут те, кто не спасется один. Для них Крепость станет домом. Они будут работать на нее, а она — давать им защиту и кров. По лету поставят за стенами деревню. Когда в Цитадель повезут оброк, работа найдется всем.
— Если тут станут шастать бабы и девки, как удержать послушников от блуда? — сурово спросил Рэм.
Клесх пожал плечами:
— Тебя как от блуда удерживали? Или скажешь, девки за всю жизнь ни разу не коснулся?
Старик свел кустистые брови на переносице и зло стукнул кулаком по лавке, на которой сидел:
— Цитадель — это не только, как ты говоришь, Дар, кровь и железо, но еще и долг. А ты парней молодых к подолам бабским привязать хочешь.
Обережник перевел на старика тяжелый взгляд:
— Я гляжу, тут одни постники собрались, которые воздержание с малолетства блюдут, — насмешливо сказал он. — Не хотите, чтобы выучи слонялись, делом их займите, а бабские подолы… пусть бабы сами выбирают — жить им с обережником будущим или нет. Пока учебу не окончат и опоясаны не будут — свадеб им не светит, а там как хотят. Или, скажешь, ни у кого из вас жен беззаконных не было?
— Клесх… — впервые голос подала Бьерга.
Ратоборец заметил, что за весь вечер злоязыкая колдунья не проронила ни слова, молчала, как воды в рот набрала, будто онемела и оглохла разом.
— Не слишком ли ретиво ты, Глава, взялся? С плеча рубишь. Как бы худа не было… — она сказала это без злой оглядки, искренне, потому что немало пожила и знала, как трудно поворотить закосневшую громаду, которая веками матерела, не меняясь ни в одну сторону.
— А я пока и не взялся, — спокойно ответил ей крефф. — Или вы не видите, что тут ни баб, ни девок, ни посада за стенами, ни саней с оброком во дворе? Покуда Крепость этим всем обрастет — годы минут.
Колдунья задумчиво кивнула, не отводя взгляда от изуродованного лица молодого Главы. Впервые за много-много лет в душе Бьерги шевельнулась… надежда?
* * *
Первым покой нового Главы покинул Нэд.
Бывший смотритель Цитадели, по воле Хранителей ставшим первым посадником, уходил растерянным. Вроде и сомнения душу не разъедали, а беспокойство все одно свербило изнутри. Нэд прислушивался к себе, пытался понять причину волнения, но все никак не мог ее уловить. Лишь когда дверь покоя захлопнулась за спиной, уразумел. Впервые за долгие годы он уходил из просторной горницы не хозяином, а гостем.
— Да… дела… — проскрипел Ильд, приглаживая бороду. — Эк взялся-то молодой Глава…
Старые креффы переглядывались, не решаясь обсуждать случившееся. Слишком неожиданными стали перемены.
— Ты, Нэд, — отозвался Рэм, — все правильно сделал. Клесх резв, как жеребец, плетью ужаленный. Только этакий телегу и вытянет.
— Ежели постромки не порвет… — пробормотал идущий следом Руста.
Койра смерил целителя взглядом, в котором сквозила насмешка:
— Гляжу, тебе новый Глава не по сердцу, рыжий?
Лекарь хмыкнул:
— Он не девка красная, чтоб мне по сердцу быть.
— Вот и помалкивай, — посоветовал старик. — Не дело это — воеводе Крепости кости мыть. Ежели что сказать хочешь, так воротись и говори в лицо. А за спиной нечего баламутствовать. Не баба.
Руста скривился и ушел.
Бьерга проводила молодого креффа глазами и сказала задумчиво:
— Как бы не учудил Руста. Не принял он твой выбор, Нэд.
— Ну и поедет в сторожевую тройку, коли тут ему тесно покажется, — ответил посадник.
Рядом негромко крякнул Дарен:
— Ты, Нэд, мужик умный, да только нынче я согласен с Рустой: поторопился ты воеводский пояс жаловать.
