Туча зарокотала – теперь в ее рыке слышалось удовлетворение. Багровые глазищи – Амени насчитал двенадцать – выстроились птичьим клином и унеслись прочь вдоль реки, оставив позади себя черный клубящийся дым и бушующее пламя.
– Это не зверь, – плюхаясь рядом с мальчишками, бросил вынырнувший из дыма старый Мериб.
Амени с закопченным лицом, похожий на чернокожего жителя страны Куш, насмешливо фыркнул:
– Давай, Шошонк, ты у нас лучше всех в делах богов понимаешь – кто это такой был?
– Люди не смеют противиться богам… – раскачиваясь, глухим голосом выдавил Шошонк.
– А ты и не противься – просто скажи, что за туча с глазами? – сдерживая нетерпение, поторопил его Амени.
– Один из «убийц Сехмет». Ее свиты, – наконец перестав раскачиваться, глухо пробормотал Шошонк. – Думаете, она в древние времена одна столько народу загубила? Ибо сказано, что в конце каждого года, «когда становятся ужасными глаза Сехмет», два павиана сверяют божественные «Книги конца года», где написано, кому суждено жить – а за кем Сехмет отправит своих слуг, – он содрогнулся, поглядев вслед улетевшей туче с глазами. – Видно, нынче все мы в тех книгах, вся Та-Кемет[9], ежели уж эти «ужасные глаза» здесь…
– Почему две обезьяны решают, жить мне или умереть? – зло прервал приятеля Амени.
Шошонк отпрянул, будто его ударили, и поглядел на Амени в ужасе.
– Не обезьяны, а боги, боги решают! – слабым голосом пробормотал он.
– Могли бы найти кого поприличнее обезьян! – неумолимо отрезал Амени и скомандовал: – Пошли!
– Куда? – растерянно переспросил старый Мериб.
Амени торжествующе усмехнулся:
– Я, прежде чем вас двоих звать, сам все разведал, людей расспросил! С тех пор как началась засуха, эту тварь слышат каждую ночь! Она появляется примерно вот здесь, – он топнул ногой, подняв тучу сухой пыли, – улетает вверх по течению Нила и возвращается обратно по другому берегу. А там пропадает снова на целый день. Что это значит? – И, не дожидаясь ответа, сказал сам: – Что у нее логово поблизости! Вот его я и хочу найти! – и он торжествующе вскинул гладко выбритую голову.
– Выследить посланника Сехмет? – растерянно пробормотал старый лекарь.
Лицо Амени дернулось раздражением – что за люди, вечно поют один и тот же гимн! Но без этих двоих ему не справиться. Он сдержался.
– Я хочу найти существо, из-за которого люди умирают без воды и еды, и все твое искусство не может помочь им, лекарь Мериб! Так что нам туда! – и он кивнул на низкую дамбу, по которой можно было перебраться на другой берег.
Мериб и Шошонк со страхом посмотрели сперва на Амени, потом на проход.
– Не успеем! Идти далеко, а он… существо… скоро вернется, – торопливо пробормотал Шошонк.
– Ты откуда знаешь? – фыркнул Амени, покосился на мгновенно засмущавшегося приятеля и покровительственно улыбнулся: – Понял – ты просто боишься идти мимо крокодилов.
– Боюсь, – задушенно признался Шошонк.
– Я вообще родился в двадцать третий день сезона «ахет» – значит, мне предначертана смерть от крокодила. И то не боюсь! А ну пошли! – и Амени решительно зашагал к дамбе. Старый лекарь и молодой жрец переглянулись, долго смотрели друг на друга – и наконец пошли следом.
Из-под ног поднималась сухая, похожая на пепел, пыль и жесткой коркой налипала на голые плечи. Если бы все сталось, как должно, сейчас здесь бы не пройти – дамба исчезла бы под сплошным зеркалом широко разлившейся воды. А по всей Та-Кемет пил, плясал и веселился народ, ожидая, пока Нил вновь спадет, оставляя после себя пропитанную влагой землю и слой плодородного ила на ожидающих посева полях[10].
Но высокая вода не пришла. Похожие на бурые бревна крокодилы выползали на низкую дамбу из ставшей горькой, как желчь, нильской воды и неподвижно лежали там. Босые пятки Амени прошлепали у самой пасти громадного крокодила, но тот даже не шевельнулся. Желтые глаза затянула болезненная пленка – зверь умирал. Дышать было тяжело, воздух наполнял смрад разложения.
– Если божественный Себек[11] не может уберечь своих священных зверей, на что надеяться людям? – пробираясь между неподвижными телами еще недавно грозных чудовищ, безнадежно сказал Шошонк.
– На себя! – огрызнулся Амени, ускоряя шаг и настороженно поглядывая на небо – не возвращается ли двенадцатиглазая тварь.
– Не святотатствуй! – вдруг рявкнул Шошонк, и вырвавшись вперед, решительно зашагал к берегу, не оглядываясь больше.
Амени недоумевающее оглянулся на Мериба.
– Та-Кемет всегда жила, надеясь на милость богов, – мягко сказал старый лекарь. – Если наша маленькая долина все еще держится среди мертвой пустыни – чем еще, кроме божественной милости, можно объяснить это? Чем мы можем отблагодарить, кроме покорности?
– Тогда зачем со мной идете? – напряженно спросил Амени.
– Ну надо же за тобой присмотреть, – проворчал старик, и Амени облегченно улыбнулся. Он слишком хорошо понимал, что один не справится – и страшно одному!
Они спустились с дамбы и пошли через тамарисковую рощу. Осыпавшаяся от нестерпимого зноя листва покрывала землю скрипучими хрусткими сверточками, похожими на трупики насекомых. Амени все чаще обеспокоенно поглядывал на небо – по рассказам перепуганных крестьян ему так и не удалось понять, где именно у жуткой твари логово и где можно спрятаться, чтоб выследить ее.
Знакомое рычание и вой растревоженного воздуха нахлынули внезапно. Высохшие поля разом залило огнем. Ночь расцветилась желто-багровыми сполохами, и Амени пропустил момент, когда от трескучей стены пламени отделились двенадцать пылающих дисков – и стремительно понеслись к облетевшей рощице.
– Благая Тефнут, нас сейчас накроет! – в ужасе охнул мальчишка.
– Прячься! – прошипел Шошонк, толкая Амени за ствол тамариска.
Глупый зубрила гимнов! Будто это поможет, когда их накроет пламенем! Амени метнулся в сторону, надеясь выскочить из рощи. Свист усилился, и Амени замер, вжавшись в высохший ствол. Багровый свет залил рощу, резко вычерчивая темные контуры деревьев. Двенадцать страшных глаз висели прямо над ним, пылая среди голых ветвей.
Раздался треск, посыпались обломанные сучья, и здоровенная туша плюхнулась посреди рощи. Поглощая черные от жара стволы, повис серый влажный туман. Амени казалось, что в шаге от него вспучивается серыми волнами, клубится огромная грозовая туча. Она вздулась еще больше и вдруг раскрылась, как безобразный цветок, распавшись на множество гибких, покрытых чешуей щупалец. А по щупальцам, мельтеша и перескакивая с одного на другое, катались багровые шары выпученных глаз. Одним рывком, точно подброшенная, тварь вскочила и, перебирая щупальцами, как паук ножками, ринулась вон из рощи. Багровые буркалы глядели точно вперед, подсвечивая землю расходящимися конусами света.