С этими словами Эрна опустилась на колени.
Волькша молчал. От того, что он сейчас услышал, менялось многое. «…был со мной нежен…» Значит, был! Была! Значит не пригрезилась, а произошла в Яви та… нежная близость, которая после возвращалось смутным томлением и метаниями между стыдом и отрадой.
С улицы долетал шум суматохи.
Беззвучные слезы текли по щекам Эрны.
В дверь задрожала от чьих-то ударов.
– Кулак! Ты здесь? – горланил кто-то из гребцов: – Хрольф готов отплывать!
Волкан поднялся, закинул на плечо переметную суму Эрны и протянул ее руку.
– Пойдем.
Разоренный городок был теперь еще больше похож на место крысиного пира. Многое из утвари, вытащенной на улицу в день набега, так и осталось лежать на торговой площади. Кое-где порушенная, кое-где потраченная гора уворованного добра сиротливо высилась среди потухших кострищ и пустых пивных бочонков. Сам не понимая, почему для него это так важно, Волкан отметил, что резная колыбелька все-таки пропала. Кто из варягов позарился на нее? Для своих детей умыкнул он ее или все-таки на продажу, как будто такую же не могли сделать свейские столяры?
В Хохендорфской заводи все и впрямь было готово к отплытию.
Манскап Хрольфа, понацепив на себя бранного железа, в одночасье превратился из вольных гребцов в строгих надзирателей и, похоже, эта ипостась была шёреверном по душе. Они со свирепым видом прохаживались вдоль сундуков, на которых еще недавно сами ломали спины.
Появление Волкана в воротах Хохендорфа варяги встретили нестройными здравицами. Гребцы-невольники украдкой взирали на щуплого парнишку, за которым, опустив глаза долу, следовала жена сына городецкого старшины. Знал ведь живчик, кого выбрать в фольки!
В воротах Эрна остановилась, точно справляясь с чудовищным порывом ветра. Ее лицо побледнело и осунулось, – она увидела возле варяжских кораблей небольшую лодку, в которой сидели люди из Винеты.
Волькша взял ее за руку и тихонечко потянул вперед. Ругийка покорно двинулась, но в лице ее читалось твердое намерение возле лодки вновь упасть на колени и умолять Варга не отсылать ее на Волин.
Когда же она поняла, что ее господин ведет ее к драккару, краски жизни вновь заиграли на ее щеках, а походка стала еще более неуверенной, но уже не от отчаяния, а от счастья. Из всех плененных жителей Хохендорфа, Эрна была единственной, кто взошел на борт варяжского драккара улыбаясь.
Когда викинги покидали западную Одерскую протоку, небо укрылось кисеей перистых облаков. Точно нерадивая жена забыла тряпицу в бадейке со щелоком, и та расползлась на нитки, вохрые и хилые, тронь – разойдутся.
Опасаясь того, что по пути кнорры с добычей могут потеряться, шёрёверны перед отплытием вновь связали корабли длинными веревками. Однако Хохендорфские пленники, сидевшие на веслах грузовых посудин, гребли нестройно, отчего ладьи то и дело дергали драккар за упряжь. Иногда рывки были так сильны, что на обоих кораблях люди валились на деки. Ругаясь на чем свет стоит, русь Хрольфа принималась раздавать тумаки гребцам-невольникам. Но спустя непродолжительное время разлад повторялся, и варяги вновь падали с ног.
В конце концов, Хрольф приказал отвязать веревки, а судна поставить наконечником стрелы: Гром впереди, пара старых кнорров за ним, а замыкала поход новая ладья с Волинскими турпилингами в манскапе и Ёрном у рулевого весла. Людям на грузовых посудинах было приказано лечь костьми, но держаться не дальше броска копья друг от друга и от драккара.
Выйдя в море, Хрольф повел ватагу кораблей на восток, туда, где несколько дней назад высаживал Волькшу.
– Мы плывем в Винету? – спросил Волкан.
Он был не прочь еще раз повидаться с Альфертом, узнать, как готовятся к свадьбе Рудгер и Броня, и стоят ли уже на месте створки городских ворот.
– Все-таки, венед, ты иногда кажешься на много глупее, чем есть, – ответил шеппарь, перекладывая родерарм на себя, от чего драккар начал неторопливо забирать к северу.
Когда Кулак появился возле Грома с рыжей Хохендорфской строптивицей, недавние обиды вновь замутили сердце свея. Нет ничего оскорбительнее, чем чье-то бесспорное превосходство, особенно если оно не выражено размахом плеч и исполинским ростом. Вот с Большим Руном все понятно. И хотя Хрольф впервые увидел человека-гору, распростертым возле ног все того же Варглоба, одного взгляда на берсерка, недошедшего до Валхалы, было достаточно, чтобы любой человек признал собственное ничтожество. Но когда твой манскап вопит здравицы мозгляку, когда молодая и сочная сверх меры фру, которую не смогли взять силой трое лихих викингов, сама отдается тщедушному заморышу, а потом, как верная собака, приходит за ним на корабль, даже самое чистое сердце почернеет от зависти. А сын бондэ душевной пригожестью похвастаться не мог.
– Не ты ли, венед, стращал меня скорым подходом кораблей Харека? – цедил сквозь зубы Хрольф: – А теперь хочешь, чтобы я потерял день, таская эти грузовые лоханки вверх и вниз по Одерским протокам?
– Нет, – ответил Волькша, удивившись внезапной немилости шеппаря.
– Вот и не задавай глупые вопросы. Стезю прокладывать – шеппарьская забота. Иди, вон, лучше…
Он хотел сказать: «Иди вон лучше, потискай свою рыжую фольку», но его скула предупреждающе заныла, и он не закончил своих речей…
К ночи, когда Хрольф уже привел свои корабли к необитаемому безымянному островку в полудне пути от Борнхольма и спрятал в чашеобразный залив, отгороженный точно крышкой песочной грядой, Восточное море взбеленилось бурей. Даром, что пару дней назад начался теплый, душистый Червень, волны расходились не на шутку. От их щедрот досталось даже причаленным судам. Перекатываясь через «крышку залива», они вытолкали один из кнорров на берег и едва не разбили его о морену в прибрежном песке.
Не иначе Позвизд[172] осерчал на кого-то в восточном краю. Он стремился туда во всей мощи своего гнева. Застань Стрибожичи Хрольфовы корабли в море, не видать бы им больше Бирки. Опрокинул бы кверху дном, и поминай, как звали.
Утром море было безмятежно, как лесное озеро, но страх в душах манскапа не унялся вместе с ветром. В прежние времена, когда только ленивый не смеялся над ничтожностью Хрольфовой добычей, его люди бесстрашно встречали любую бурю. Теперь же, когда их прибыток не влез и на четыре корабля, они вспомнили всех Асов и Ванов, всех великанов и альвов, о которых когда-либо слышали. Викинги вдруг уверовали, что все верхние и нижние боги, все подгорные и подводные чудовища только и мечтают отнять у них завоеванное добро.
– Хрольф! – наседали они на шеппаря: – Надо принести жертву Ньёрду, Рэне и Аегиру! Мы давно не воздавали им должное!
