На следующий день она погрузила в машину спальный мешок, кое-какую одежду, несколько книг, консервы, атлас автомобильных дорог и выехала из штата по восемнадцатому шоссе. В тот момент она была твердо намерена вернуться. Я еду на пару-тройку недель, уверяла она себя. Но вернуться ей не пришлось.
Вообще-то она собиралась в Лос-Анджелес, но каким-то образом оказалась в Сан-Диего и в один прекрасный день обнаружила, что распространяет по телефону товары для офиса. Служба вполне устраивала ее: ни ответственности, ни требований к одежде, свободный график, мало бумажной работы, думать не требуется. Просто такая игра в номера. Надо только обзвонить побольше людей, и сколько-то процентов из них наверняка согласятся приобрести предложенную вещь. Тесса преуспевала. Ей без труда удавалось уламывать потенциальных клиентов. Через два месяца испытательного срока она стала штатным сотрудником компании.
Приступы случались все реже. И звон в ушах теперь был мягкий, почти ласкающий слух. Но Тесса хорошо запомнила тот кошмарный день в аудитории. Ей и сейчас достаточно было зайти в книжный магазин, посетить выставку, лениво проследить взглядом узор на плиточном полу ресторана или машинально набросать что-нибудь в записной книжке, как в висках начиналось угрожающее покалывание. Тесса сразу же принимала меры. При малейшем намеке на шум в ушах она прекращала свое занятие и старалась расслабиться — шла прогуляться, слушала музыку или садилась в машину...
* * *
Тесса больно уколола палец. Опустив глаза, она обнаружила, что сжимает в руке кольцо. В какой момент она вытащила его из-под платья, Тесса понятия не имела. Она покосилась на Эмита, но он хлопотал у очага, готовил ужин. Матушка его по-прежнему похрапывала на своем стуле.
Тесса рассматривала кольцо и припоминала события, в результате которых стала его обладательницей: телефонный звонок, гонка по шоссе, стычка с водителем грузовика, звон в ушах. Почему когда бы ни настиг ее сильный приступ, он обязательно приводит ее в какое-нибудь совершенно новое место?
— Суп готов, мисс. — Эмит сбил ее с мысли. — Не хотите скушать тарелочку?
— А про перец ты не забыл? — подала голос старушка, подтверждая, что, вопреки очевидности, она действительно не спит, а просто отдыхает.
— Не забыл, матушка.
Тесса засунула кольцо обратно под платье.
— С удовольствием, — ответила она. Посмотрим, что это за суп, судя по запаху, сварен он на говяжьем бульоне...
Тесса принялась убирать со стола. Позвякивающие горшочки с красителями она без особого труда выстроила в аккуратную шеренгу, но кисти, разнообразные перья и свинцовые палочки никак не хотели складываться в кучки. Тесса с удивлением отметила, как много она успела узнать о приспособлениях для рисования узоров. Например, стило — оно делается из меди или из кости; кончик его должен быть твердым и острым, чтобы чертить линии на покрытой воском дощечке. Эмит объяснил, что пергамент слишком дорог для черновых набросков. Экспериментировать большинство писцов предпочитают на навощенных дощечках. Их можно использовать по многу раз — воск разогревается, а потом разглаживается снова плоской стороной стило. Контур рисунка намечают свинцовыми палочками; ими же обозначают важнейшие точки на странице.
Сильнее всего из полученных от Эмита сведений Тессу поразила трудоемкость процесса. Ни один инструмент не покупался готовым: чернила, красители, перья, пергамент, навощенные дощечки, клей — Эмит все делал своими руками. Теперь Тесса поняла, что людям вроде Дэверика на самом деле необходимы помощники. Если целыми днями зарывать в песок гусиные перья, времени на рисование просто не останется.
Одна только обработка пергамента уже отнимает уйму времени. Эмит покупал шкуры животных на рынке — он сказал, что для рисования больше всего подходят шкурки новорожденных телят, хотя козьи и овечьи дешевле, — приносил их домой и вымачивал в известковом растворе. Затем, не давая им высохнуть, распяливал на специальной раме и отскабливал ножом.
Утром, выйдя во двор справить нужду, Тесса обратила внимание на деревянные рамы разных размеров и на бочки, укрепленные металлическими обручами. Тогда она только подивилась, зачем здесь все эти приспособления. Теперь она знала зачем. Эмит объяснил, что известковый раствор неприятно пахнет, поэтому мастер Дэверик предпочитал, чтобы отмачиванием шкур его помощник занимался в городе. Ах вот почему, подумала Тесса, Дэверик настаивал на том, чтобы два дня в неделю Эмит проводил в Бей'Зелле. Однако делиться своей догадкой она не стала. Она уже достаточно узнала Эмита. Ясно было, что доброжелательный человечек не желает слышать дурного слова ни об одном из своих знакомых. Тем более о только что почившем хозяине.
— Вот, мисс. — Эмит протянул ей тарелку с дымящимся супом, таким густым, что его и супом-то назвать было нельзя. — Садитесь, сейчас я принесу хлеба, будете макать в похлебку.
— И стаканчик арло, — вмешалась мгновенно проснувшаяся матушка Эмита, — полагаю, мы можем предложить гостье стаканчик вина: уже стемнело и попы разбежались по домам. — Она подмигнула Тессе. — Я, пожалуй, тоже позволю себе полчашечки за наше знакомство.
Тесса улыбнулась. Она не сомневалась, что матушка Эмита каждый вечер позволяет себе целую чашечку, а то и две.
— Осторожно, мисс! — воскликнул Эмит. Тесса как раз собиралась поставить тарелку на стол. Эмит поспешно убрал недавно нарисованный ею эскиз. — Ведь не хотите же вы испортить свою работу!
— Не хочу, — согласилась Тесса, вылавливая из супа кусочек чего-то, что показалось ей похожим на мясо. За спиной она слышала шаги Эмита. Он отошел, наверное, налил матери арло, потом вернулся. — Вы в самом деле думаете, что набросок такой замечательный?
Эмит присел — впервые за день — и придвинулся настолько близко к Тессе, насколько позволяло его представление о приличии.
— Думаю, да. Я не специалист в этих вещах, до мастера мне — как до неба. Но я видел работы многих узорщиков и знаю, что главное отличие настоящего художника от середнячка — это чувство детали. Мастер Дэверик говаривал: «Нарисовать узор может всякий, но без чувства детали не заставишь его светиться».
Детали?! Тесса положила ложку — ей сразу расхотелось есть. Всего три дня назад она не смела углубляться в детали. Годами она не смела вступать в длительные отношения, заниматься бумажной работой и копить деньги, жила без финансовых обязательств, без честолюбия, без отпусков, без целей.
Ее жизнь была как ровное серое поле. Никаких деталей. Именно их она и старалась избегать. Если ей предлагали повышение, она отказывалась: больше ответственности — больше бумажной работы. Если бойфренд начинал относиться к их роману чересчур серьезно, она бросала его. Если дружба грозила стать чересчур тесной, она порывала отношения. А когда банковский клерк настоятельно советовал ей вложить деньги в какие-нибудь ценные бумаги, она грозилась закрыть счет, если он не перестанет талдычить о «дополнительных полутора процентах». У нее не было компьютера, ежедневника, адресной книги; она никогда не заказывала товары почтой, потому что боялась заполнять бланк.
