— Зима, видать, не за горами, — невнятно пробурчал он.
Шли недолго. Илса жила не в Лисьих Норах, но близко от родственников. Очень скоро она вывела к небольшой площади.
Марк подспудно ожидал увидеть храм. Точнее, бывший храм. Но это оказалась башенка посреди пятачка, замощённого брусчаткой. Башенка с колоколом.
Здания, окружавшие площадь, были выше звонницы. Застыли бастионы лисьего племени, проникнуть в которые было так же просто, как в Волчьи Башни. По привилегии звеРрей двери были заперты накрепко, окна закрыты наглухо.
Колокол продолжал звонить, упрямо и жутко. Дома вокруг были не только слепы, но и глухи.
Колокольный звон ударялся о стены и отражался обратно, не пробиваясь в Лисьи Норы.
— Мы только с виду улыбчивые, — тихонько сказала Илса. — А внутри такие же отгороженные. Я поэтому и не живу в самих Норах. Здесь безопасно, но беспросветно. А у меня небо видно.
Колокольный звон надрывно колотил по ставням, как побирушка, которому и не собираются открывать в приличном доме. Лисьи Норы не замечали беснующийся колокол.
Илса первая пересекла площадь и приблизилась к башне. За ней — Марк, за ним Птека и Графч. Дверь была приоткрыта.
Они вошли и в кромешной тьме, полагаясь только на росомаху, поднялись наверх.
В ушах вибрировало.
Колокол раскачивала мрачная Диса, облачённая в роскошное вечернее платье.
— Тоже бессонница? — участливо спросил Марк, приближаясь.
Диса обернулась, хотя Марк и не надеялся, что она услышит. К облегчению всех, перестала звонить.
— Чего трезвонишь? — полюбопытствовал Марк, как только наступила тишина.
Диса только рукой махнула.
— Чтоб не спали… — хрипло сказала она. — Полмесяца всего прошло со дня гибели Гиса, а они делают вид, что его на свете не было. Вообще. Сволочи. Пусть знают.
Небо над ЗвеРрой понемногу серело, до рассвета осталось недолго.
— Тебя отсюда убрать не пытались? — осторожно спросил Марк, которому очень не понравились ни отрешённый вид, ни хриплый голос чернобурки.
— Пытались… — безучастно подтвердила Диса. — Я их вытолкнула, чтобы не мешали.
Росомаха с любопытством свесил голову за край парапета.
— Ага, лежат! — ликующе подтвердил он.
— И больше не идут, — равнодушно сказала Диса. — Поняли, что мешают.
Все замолчали: явственно запахло Безумием ЗвеРры.
Илса жалобно посмотрела на Марка.
Птека не выдержал, поставил свой волшебный продовольственный мешок на пол. Звякнуло.
— Холодает прям-таки зверрррски…. А давайте напьёмся? — жизнерадостно предложил Марк, поскольку иные рецепты по улучшению жизни у него на исходе ночи выветрились. — То есть, я хочу сказать, помянем Гиса, — торопливо поправился он.
— И поедим, — как всегда мудро добавил Птека. — Пончики ещё остались.
— Тогда надо дверь закрыть, — немного ожила Диса. — А то снова приползут. Там засов. Я не смогла.
Марк с росомахой спустились, общими усилиями задвинули тяжёлый брус.
— Она — как мы, — одобрительно отозвался о Дисе Графч.
— И чем дальше, тем больше, — подтвердил Марк. — Меня это пугает.
Колокол наверху снова зазвонил.
— Опять она за своё!
Марк почти бегом поднялся по ступенькам.
Яростная Диса разливала колокольную ненависть на улицы ЗвеРры.
Илса скорчилась на полу, прикрыв уши ладонями. Вблизи звук колокола не сколько слышался, сколько ощущался, болезненно и неприятно.
Птека прятался за полярной лисичкой, судорожно шаря в мешке, словно пончики там вдруг ожили и стали разбегаться из-под пальцев.
— Девчонки, не грустите! — воззвал Марк что было сил. — Птека, чего копаешься? Доставай, что в руку ляжет! Всё суета сует и всяческая суета! Которая везде суёт! Диса — держи!
Чернобурка прервала колокольные звоны и несколько растерянно взяла кружку.
— Я два дня не ела, — сказала она задумчиво, наморщив лоб. — Странно… Забыла.
— Значит, пей! — обрадовался Марк. В нём затеплилась надежда, что на голодный желудок чернобурку быстрее развезёт. — И пончик бери! И смотри, какой сыр замечательный есть! Наш Птека — просто воплощение домовитости. А Ниса где?
— Вышивает, — объяснила встрепенувшаяся Илса, протягивая руку за своей кружкой. — Панно называется: "Останки мыши весной после схода снега".
— Какой мыши?
— Той, что тебе подарена, дорогая Полярная Звезда.
— А-а…
Диса, глотнув из кружки, о чём-то глубоко задумалась.
Внешне это выражалось в постоянной перемене её нарядов. Декольтированное платье сменилось облегающим кожаным нарядом. Потом снова вернулся шлейф и нежные обнажённые плечи — но их окутал серебристо-чёрный палантин. Потом и он исчез, вечерний туалет скрылся под длинным струящиймся плащом с большим капюшоном.
Марку такие превращения, в принципе, нравились. Особенно те, с обнаженными плечами и голой спиной. Он бы не возражал, если бы обнажения продолжились и дальше. И дольше. Но страшно не нравилась так и не прошедшая отрешённость чернобурки, уж очень она напоминала предвестие скорого взрыва.
— Ты с вечеринки сюда подалась? — подлил он Дисе вина.
— С вечеринки… — рассеянно отозвалась Диса.
— Там кто-то обидел?
— Меня? — удивилась Диса.
— Ну а кого ещё, леди?
Чернобурка фыркнула, как в старое доброе время.
Теперь на ней была длинная серебристая юбка и меховая пелерина.
— Там все разбежались, когда я предложила пойти сюда, — ополовинила кружку Диса. — Некоторые предпочли через окна.
— А ставни? — снова подлил вина Марк.
— Какие ставни?
— Глухие. На окнах.
— Я же и говорю: даже ставни не помешали. Так им не хотелось со мной идти.
Внизу послышался глухой удар в дверь. Потом ещё. И ещё. Засов держал.
— О-о, как мы вовремя! — заметил Марк.
Росомаха, наевшийся до отвала, свесил голову "за борт".
— ЗвеРрюга, — уважительно сказал он. — Крупный.
И стал кидать сверху сырные корки.
Марк глянул — ощетинившийся кабан стоял и, подняв голову, внимательно рассматривал крохотными глазками звонницу. Тот ли это был звеРрюга, что подкараулил его у Кабаньей Канавки в первую ночь, или другой — Марк не понял. Но ощутил острое желание спуститься и на всякий случай проверить крепость засова.
Только ноги, почему-то, не слушались, Марк продолжал сидеть и глядеть на свой кошмар.
Замерший у башни кабан был похож на чёрную корягу. Глазки его смотрели на человека, словно сверлили.
Наконец Марк не выдержал, моргнул и потёр замерзший нос.
Кабан цокнул копытом по булыжнику и с визгом прыгнул на стену, словно собрался взбежать до самого верха и вцепиться человеку в горло жёлтыми клыками.