Идущий вдоль берега совсем молод — ему нет и двадцати. Голова непокрыта, холодный ветер развевает длинные, густые черные волосы. Его нисколько не пугает и дождь: когда они с отцом в ненастные зимние ночи ходили ловить рыбу (по тогдашним законам, совершенно незаконно, но есть-то надо), приходилось куда хуже. Четыре года назад такой же зимней ночью, в конце Первого месяца, они попали в шторм. Шаланду три дня швыряло по волнам, в трюме открылась течь, и они, по пояс в ледяной зимней воде, чудом дотянули до берега. Но пришедшая вслед за «купанием» лихорадка за месяц свела отца в могилу…
Юноша взъерошил волосы, отгоняя печальные воспоминания. Глаза цвета моря в безоблачное летнее утро неотрывно смотрят на угрюмое море, несокрушимо стоящие посреди беснующихся волн кручи Рыбачьего острова. Когда они с сестрой остались одни (мать умерла давно, как раз когда сестра появилась на свет, и ее парень не помнит), он решил завязать с морем. То, что осталось от потрепанной в шторм шаланды, послужило домом, защитой от непогоды и житейских невзгод. Днем они пробирались в город через Рыбачьи ворота, давали представления на людных площадях. Он неплохо пел и играл на бубне, она казалась прирожденной плясуньей, выступления имели успех. Особенного богатства они не скопили, но на еду и взятки страже ворот обычно хватало.
Все рухнуло полгода назад, в День Любви Исмины — наверное, самый почитаемый в Эрхавене праздник. Тогда приглашенные в качестве сватов главой рода Бонаров, Элриком, «черноплащники» устроили в городе кровавый переворот…
Тетрик вздохнул. Прошло уже полгода, наполненных большими и мелкими событиями, но страшный день врезался в память навсегда. Он ведь тоже сражался против пытавшихся захватить город «сватов». Да, Тетрик не участвовал в боях на Базарном, у ратуши, в штурме дворцов Бонаров и Дюрандов. Но он пробирался сквозь занятый врагом город, чтобы предупредить о перевороте капитана Бретиньи и был ранен во время вылазки, а сестра, скорее всего, погибла вместе с Базилем… в лучшем случае: маги — служители Лиангхара вполне могут придумать и что похуже. Боясь в том признаться даже самому себе, Тетрик все равно лелеет безумную надежду: а вдруг жива, и ее еще можно вернуть? Ведь на том погребальном костре, на который возложили тела погибших Бонаров, не было ни ее, ни ее приятеля (а возможно — и больше, чем приятеля, четырнадцать лет — не так уж и мало), Базиля, которого в семейном кругу, говорят, прозывали «Бонаром-самым младшим». В тот день многие недосчитались близких, и сколько бы лет ни прошло, а утрата единственного близкого человека в этом мире будет жечь огнем…
Волна накатила на сапоги, достав до голенищ и подмыв под ними песок, Тетрик торопливо отвернул подальше от прибоя. Еще не хватало промочить, да еще соленой морской водой, единственные сапоги, без которых в такую погоду… не то, чтобы совсем не походишь, обходились же они как-то с Айшой, но все равно не слишком приятно.
Вот тут была шаланда, что служила им с сестрой домом. Рассыпающаяся на глазах, рассохшаяся посудина в день сражения с Атаргами сослужила свою главную службу: если б не она, Раймон не смог бы добраться до «Бекинны» и вывести ее в море, на бой с эскадрой Атаргов. Фрегат не задержал бы вражескую эскадру, не поспел бы к бою эрхавенский флот, и высадка полков Атаргов прошла бы успешно… Дырявая шаланда тогда спасла всех. Плавание ее добило, несчастная посудина навеки упокоилась на морском дне, неподалеку от пирсов на Базарном.
Но это была победа. Тем, кто выжил в бойне на улицах города, казалось, что жизнь станет лучше, и если не легче, то хотя бы счастливее и справедливее. Увы, после тех событий жизнь пошла, как и прежде. То есть — очень по-разному…
Отнюдь не только радостью обернулось и знакомство с Наставницей, Налини. Когда принимал решение посвятить жизнь постижению священных храмовых танцев, Тетрик не думал, что все сразу получится, но не до такой же степени! Одни и те же движения смотрелись в исполнении других учениц Налини совсем по-другому, ну, а сама Наставница вообще казалась существом из другого мира. Покойного Раймона можно понять, Налини была бы достойной женой…
Отсюда и результат: по храмовым праздникам и Аэлле, и Сати Наставница доверяла исполнять священные танцы, правда, пока не самые сложные. А ему вот остается идти на место бывшего поселения рыбаков (которых по повелению Элрика после восстания переселили в оставшиеся от сторонников Дюранда дома), чтобы не путаться под ногами у тех, кто может…
Печальные размышления Тетрика прерывают самым невежливым образом: прямо за шиворот хлынуло изрядное количество холодной воды. Над морем разносится звонкий смех.
Как ошпаренный, Тетрик оборачивается… чтобы оказаться лицом к лицу с Аэллой, ужасно довольной, что очередная выходка удалась. До войны она училась у Амелии, но после гибели Лимны Амелию избрали Верховной жрицей, а Верховной иметь учениц не позволяется. Это понятно: Верховная жрица, посредница между всеми людьми и богиней, не может кому-то отдавать предпочтение. Она в ответе одинаково за всех.
Потому Верховная, вступая в должность, испокон веков отказывалась от обязанностей Наставницы и поручала дальнейшее воспитание учениц тем, кому больше всего доверяла. Для любого жреца или жрицы Храма не было чести выше, чем стать преемником Верховной в этом деле…
Когда-то, узнав, что Налини будет учить не только его, но и учениц Амелии, той самой, которая отказалась взять в ученицы его сестру, Тетрик пришел в ужас. Оказалось, все не так страшно, соученицы оказались совсем не злыми. Даже удивительно, как они мирно уживались с прежней, довоенной Амелией.
Младшей, Сати, сравнялось двадцать лет. Дочь купца-пуладжа, чей род уже почти век живет в Эрхавене, оставив почитаемый у горцев разбой. Когда дочери исполнилось восемь лет, отец решил отдать девочку в Храм, благо она была не против и оказалась способной ученицей. Прошло несколько лет, и пятнадцатилетняя Сати впервые вышла на храмовое крыльцо теплым и ласковым весенним днем. Порой казалось, что она создана для танцев самой богиней… Только одно настораживает Тетрика — суетное тщеславие и стремление стать самой главной любой ценой, да еще самомнение: любую шутку в свой адрес она считает чуть ли не оскорблением.
Поэтому, как ни странно, более теплые отношения сложились со старшей ученицей, Аэллой. Ей уже за тридцать, но… Бывают люди, которые в любом возрасте в душе остаются мальчишками (или, соответственно, девчонками). Ее рыжая коса, заплетенная по всем канонам Храма, чуть ли не в руку толщиной и опускающаяся ниже пояса, лукавые зеленые глаза и пухлые, яркие губы, словно специально созданные благой Исминой для поцелуев, как магнитом притягирвают взгляды. Пожалуй, ей идет даже небольшая полнота (плод любви к пирушкам и пиву) — когда Аэ танцует, ее все равно никто не замечает… Аэ прекрасна — но не как те, кого сравнивают с холодными и недоступно-высокими звездами. Красавицей ее делает ласковая, немного лукавая улыбка, озорной взгляд больших, выразительных глаз, звонкий, заразительный смех. И, конечно, умение сострадать, ободрять и помогать, кому трудно.
