Поэтому, как ни странно, более теплые отношения сложились со старшей ученицей, Аэллой. Ей уже за тридцать, но… Бывают люди, которые в любом возрасте в душе остаются мальчишками (или, соответственно, девчонками). Ее рыжая коса, заплетенная по всем канонам Храма, чуть ли не в руку толщиной и опускающаяся ниже пояса, лукавые зеленые глаза и пухлые, яркие губы, словно специально созданные благой Исминой для поцелуев, как магнитом притягирвают взгляды. Пожалуй, ей идет даже небольшая полнота (плод любви к пирушкам и пиву) — когда Аэ танцует, ее все равно никто не замечает… Аэ прекрасна — но не как те, кого сравнивают с холодными и недоступно-высокими звездами. Красавицей ее делает ласковая, немного лукавая улыбка, озорной взгляд больших, выразительных глаз, звонкий, заразительный смех. И, конечно, умение сострадать, ободрять и помогать, кому трудно.
Конечно, разница в возрасте дает о себе знать. Тетрик едва ли решился бы последовать примеру Раймона, она — наверное, тоже, но дружбе ничего не мешает.
Аэлла — особа насмешливая и немного лукавая, она не упустит случая подшутить. Но совсем не обидно, и не обижалается на ответные шуточки Тетрика, которые тоже пару раз удавались. Не отказывает себе Аэ и в простых удовольствиях вроде прогулок по городу и вина, в Эрхавене на редкость дешевое и вкусное, считая его лучшим, чем эрхавенские вина, способом развеселиться. Впрочем, больше всего она любит танцевать, причем интересуте ее танец как таковой, а вовсе не слава или богатство, сопутствующие таким прекрасным танцовщицам, как она. И что особенно ценит Тетрик, — она никогда не отказывается помочь, объяснить, причем делает это удивительно доходчиво. При таких талантах, конечно, находятся у нее и поклонники, но никто ей пока не приглянулся…
— Попался, великий танцор кантхи? — ехидно спрашивает Аэлла, отряхивая воду с ладоней. «Не поленилась же зачерпнуть ладонями в волне прибоя почти ледяной воды, лишь бы мне за шиворот выплеснуть!» — удивленно думает Тетрик.
— Аэ, не издевайся! — возмущается он, но осознает, насколько глупо выглядит, и его губы трогает невольная улыбка.
— А я не издеваюсь, — отвечает танцовщица, усмехнувшись. — Пока ты не поймешь, что, когда звучит музыка, в мире нет ничего, кроме тебя и Танца, не сможешь полностью отдаться ему, ты и будешь над каждым движением потеть. Сколько раз тебе Наставница и я говорили: главное — не бойся, а так ты все можешь, если захочешь… Впрочем, я пришла не за этим.
— А зачем?
— Забыл? — брови женщины взлетели вверх. — Сегодня праздник проводов зимы! Наставница впервые разрешила нам танцевать в этот день…
— Не всем, — перебил ее Тетрик. Аэлла, конечно, сказала не со зла, но сейчас ее слова упали солью на рану.
— Ничего, когда-нибудь и ты выйдешь на это крылечко, — ответила она. — При определенном упорстве, думаю, сможешь. Если и не сможешь — не велика беда: мир — это же не только храмовое крыльцо. И везде можно плясать.
— Дело не в этом. Если я не смогу, что я вообще могу?
— Да много чего. Смог же Бретиньи предупредить, а потом Нали понравиться! Раз она взялась тебя учить — значит, тоже верит, что из тебя выйдет толк. Не вешай нос и делай дело. Не в этот раз, так в другой получится. А сейчас — пошли со мной. Ты нужен нам с Сати и Налини.
— Интересно, зачем?
— Хотя бы затем, чтобы посмотрел и поучился. Заодно — поможешь перетаскать наряды, украшения и все остальное.
— Вот это уже ближе к истине…
— Да и, кроме того, не все же тебе грустить тут, — перекидывает косу на другое плечо Аэлла. — Еще простынешь… Вместе веселее.
— Ага, особенно, если за шиворот водички плеснут, — усмехается Тетрик. Иногда, конечно, Аэ со своими шуточками бывала невыносима, но без них было бы куда грустнее. — Ладно, пошли уж…
— Вот это другой разговор, — удовлетворенно сказала Аэлла и, взяв за руку, бесцеремонно тащит его к Рыбачьим воротам, название которых с недавних пор лишилось смысла.
Ворота эти Тетрик искренне ненавидит: посмотришь на них — и встает в памяти время, когда с ним были отец, мать (ее звучный, бархатистый голос, певший во младенчестве старинные баллады, врезался в память навсегда, а вот лицо Тетрик припомнить бы уже не смог), и Айша. Вспоминаются радости и беды маленького поселка, вплоть до страшного предрассветного шторма, стершего его с лица земли.
Как и в те, не столь давние, времена, ворота охраняет рота солдат. Правда, уже не та, которой тогда командовал Исмей. Последнюю, после такого капитана, как покойный Исмей, предстояло возрождать заново: она превратилась под мудрым руководством Жиля в сборище пьяниц и мздоимцев, которые за золото пропустят в город хоть Лиангхара… Новый капитан недолго был комендантом Рыбачьих ворот: однажды ночью роту погрузили на баржу и отправили в Симлийскую армию, где взятки брать не с кого — не со жрецов же Темного Лиангхара…
Сразу за воротами начинаются городские кварталы, плотно, впритирку застроенные невзрачными, покосившимися домишками. Здесь, в Новом городе, особенно на северных окраинах, богатые особняки почти отсутствуют, обитают тут средней руки мастера и мелкие купцы. Несмотря на ранний час, огромный город уже проснулся, улицы заполнены народом. Люди идут все больше веселые, улыбающиеся, несмотря на мерзкую погоду — во всем чувствовуется дыхание праздника и уже недалекой весны. Иначе и быть не может: первый день Междугодия случается лишь раз в году.
Вот и Рыбачья улица — на самом деле один из самых старых и широких, и уж точно самый длинный проспект, начинающийся у Северных ворот. Он протянулся через весь город и заканчивается у берега моря, переходит в один из мостов, ведущих на Базарный остров. По ней легко достичь старых кварталов, а там свернуть на Парадную, ведущую прямо к Храму.
— Скажи, Аэ, что ты делала на берегу? — спросил Тетрик, когда они дошли до перекрестка.
— То же, что ты. Думала о прошлом, и заодно…
— Так ты тоже из «незаконных рыбаков»? — перебил он. В поселке рыбаков жило едва ли больше трех-четырех сотен рыбаков, и все, как в деревне, знали всё и обо всех. Или нет?
— Нет, конечно же! — смеется Аэлла, на ходу купив у разносчика еще горячий пирожок, и тут же откусила изрядный кусок.
— Аэ, Налини говорила, перед танцем надо поститься, чтобы в сон не клонило! — удивился Тетрик. Хотя чему тут удивляться, его сумасшедшая подруга способна отмочить и не такое…
— Когда в животе бурчит, это еще сильнее отвлекает, — ответила танцовщица, прожевав. — Уж поверь, не первый раз танцую. Никто не заметит, если не переедать. А богине важнее, чтобы от чистого сердца шло.
