— Что будем делать, бать? — Андрей задал вопрос, который мучил и Яна.
— Что делать? Ждать, куда в такую погоду идти и что найдешь?
— Нас тут до утра занесет.
— Прямо, занесет. Главное не паниковать и не спать. Я вам дам одеяло укутаетесь. Новый год встретим в необычной обстановке. Выпить и закусить у нас есть. Жалко хлеба нет, ну один раз можно обойтись.
— А мы тут до утра не замерзнем? — Яна то ли от холода, то ли от волнения начало немного колотить.
— Не бойся, не замерзнем. Мороз небольшой, только ветер противный. В машине нормально, это не то, что в войну в окопе и мороз за тридцать.
— А вы, что войну застали?
— Да, последний год и ничего, как видишь, не замерз, живой.
— До Нового года сорок минут, — Андрей присветил фонариком свои часы.
— Ты батарейку береги, мало ли, как понадобиться, — строго сказал Николай Васильевич. — Давайте, наверное, праздничный стол готовить. Чего даром сидеть.
— Да, никогда еще не встречал Новый год в такой экзотической обстановке, — Андрей застегнул замок куртки под верх. Из машины выходить в метель не хотелось.
— В общаге сейчас тепло, светло и половина уже по первому разу отблевались, — Ян сообразил, что сморозил глупость в присутствии отца Андрея и замолчал.
— Парни, чего вы раскисли? Рассветет, найдем дорогу. Бензина где-нибудь стрельнем и поедем дальше. Чего раскисли?
— Нет, мы не раскисли, только до рассвета еще часов восемь, а так все нормально, — Андрей зябко кутался в воротник куртки.
— Старший матрос Новаковский, смирно! Не раскисать! Приступить к подготовке праздничного новогоднего стола! — Николай Васильевич командирским голосом отдал четкий приказ и Андрею ничего не оставалось делать, как приступить к его выполнению.
Он открыл дверь и с удивлением отметил, что ветер и снег сильно ослабели. Пурга почти закончилась. Все вышли из машины. Метель действительно, как ветром сдуло, морозец крепчал. В прогалинах туч даже мелькнула луна.
— Вот и погодка новогодняя, — с энтузиазмом сказал Николай Васильевич, — что бойцы, проводим старый год?
Ян тоже вышел из салона и удивленно осматривался. После темени метели просторы раздвинулись и небо поднялось. Ему показалось, что вдали мелькнул даже огонек. Николай Васильевич возился у багажника, рассматривая из чего бы соорудить праздничный стол. Ян вглядывался вдаль. Точно огонек и даже, кажется, не один.
— Андрюх, там, кажется, огни, — осторожно и негромко сказал Ян.
— Где? Какие огни? Когда, кажется креститься надо, — ответил Андрей, перепрыгивая с ноги на ногу и похлопывая себя по бокам.
— Нет, точняк огни. Посмотри, вон там правее.
Андрей напряг зрение, видимость еще была не очень, но вдали, справа действительно мерцали неверные огоньки.
— Бать, смотри, огоньки. Может это село, какое, а может ферма. Пойдем, посмотрим?
— Точно огни, — Николай Васильевич напряг зрение, — можно и сходить. Только это, кажется, что они близко, а на самом деле до них может быть несколько километров. По такому снегу пока дойдешь, ноги отваляться. Я не пойду, здесь останусь, машину не брошу. Вы с Яном можете сходить, если желание такое имеется. Только вдвоем и старайтесь замечать направление пути, чтоб не заблудиться. Возьмите канистру, если бензином разживетесь — это был бы выход.
Андрей и Ян переглянулись. Оставаться здесь и мерзнуть до утра такая перспектива не прельщала. Шлепать по глубокому снегу несколько километров тоже не хотелось, но это было хоть какое-то движение вперед. Решили идти.
Через двадцать минут от ходьбы с постоянным вытаскиванием ног из глубокого снега обоим друзьям стало жарко. Канистру нес Андрей, регулярно перекладывая её из руки в руку. Сейчас она была пустая и не тяжелая, а если будет полная и двадцать килограмм? Энтузиазма это не прибавляло, к тому же Николай Васильевич, наверное, был прав — за двадцать минут ходьбы огоньки не приблизились, а продолжали мерцать где-то вдалеке.
Ветер издалека донес, слабый звук непонятного происхождения. Внимание ребят было сосредоточено на огоньках и они пропустили, что правее огоньков что-то движется. Наконец они различили, что метров за пятьсот от них по белоснежной пустыне двигалась лошадь, запряженная в сани. Тот непонятный звук, который они услышали, оказался разговором, сидящих в санях. Разговаривали громко, нетрезво, пересыпая отборным матом.
Окончательно осознав, что движется впереди, оба друга не сговариваясь, начали громко кричать и размахивать руками, как два Робинзона. В санях их услышали и секунду посовещавшись, свернули в сторону. По глубокому снегу сани шли трудно и медленно, но наступил момент, когда Робинзоны и неизвестный корабль снежной пустыни встретились.
— Андрюша, це ты?
— Я дядь Сень, я! У нас бензин закончился и мы забуксовали.
— А батько дэ?
— В машине остался, тут недалеко.
— Ну, слава Богу, а то мы уже не знаемо, шо думать.
В санях сидело три здоровых мужика в овчинных тулупах. По запаху было слышно, что на задание они выехали уже заправившись. Самогонный перегар смешивался с запахом лошади и овчины. Ребят усадили в сани, набросили на них тулупы и сразу налили по кружке пахучей домашней водки, чтоб не заболеть. В тишине снежной ночи огурец хрустел, громче снега под полозьями. Еще минут через десять добрались до машины.
Минут пять уговаривали Николая Васильевича оставить машину до утра и ехать с ними в село. Он сначала упирался, но когда ему объяснили, что они сбились от твердой дороги метров на триста в сторону, согласился, понимая, что этот путь на санях проделать гораздо легче. В сани перегрузили все запасы и с большими трудами, часто помогая уставшей лошади, выбрались на дорогу. Она внешне почти ничем не отличалась от поля озимой пшеницы, но аборигенам было виднее, да и лошадка потянула сани веселее.
После двухсот граммов отменного самогона под теплым тулупом, Ян даже на секунду задремал, но тут, же вскинулся.
— Андрей, времени сколько?
Тот присветил циферблат часов фонариком, благоразумно прихваченным из автомобиля.
— Через пятнадцать минут Новый год.
— Эх, наверное, не успеем к бою курантов.
— Кто не успеет, мы не успеем? — задал обиженный вопрос двухметровый дядя Сеня. Он пронзительно свистнул, взмахнул вожжами, лошадка с шага перешла на рысь. Санки полетели быстрее. Дядя Сеня еще подбадривал тягловую силу всякими нецензурными выражениями, обвиняя бедную лошадку во всех смертных грехах. Та видимо прониклась и через считанные минуты экипаж с пассажирами въехал во двор дома с ярко горящими окнами.
