Эпилог
Апрельское воскресенье выдалось теплым и безоблачным. Солнце светило так ярко, что смотреть на морскую рябь можно было, только прикрыв глаза ладонью, как козырьком. Вдалеке яхта с белоснежными парусами и светло-коричневым корпусом рассекала морские небольшие волны.
— Крейсерская, — довольным тоном сказал Андрей.
— «Александр Грин», корпус из тикового дерева, — тоном знатока подтвердил Ян, стоящий на коленях и нарезающий хлеб для импровизированного стола устроенного друзьями на склоне, ведущем к пляжу Ланжерон. Они выбрали укромное местечко с сочной яркой весенней травой, разложили газетку, на которой уютно расположились кроме батона хлеба, банка баклажанной икры, порезанная в гастрономе докторская колбаса и неизменные плавленые сырки, тут же лежали две бутылки портвейна. Ян закончил застольные приготовления и пригласил друга:
— Садись уже, памятник. Ты с ладошкой у лба, как тот матрос на площади Потемкинцев.
— Нет, там совсем другой сюжет — люди рубль нашли, а здесь просто красота природы, торжество жизни, так сказать.
Андрей откупорил вино и налил в подставленные Яном стаканы.
— Ну, давай, Ян, не чокаясь. Помянем Петра Андреевича, нормальный был мужик.
Они выпили в тишине, некоторое время молчали, медленно пережевывая колбасу, прищурившись, глядя на море, где безмолвно бороздила просторы красавица яхта.
— Рассказывай, как там было, — нарушил молчание Андрей.
— Как и везде. Людей много, каждый своим занят. Ты знаешь, я ведь раньше и не знал, что есть такой день специальный, один в году — поминальный. Случайно узнал, вот и решил пойти проведать Петра Андреевича.
— Правильно сделал и то, что помянуть решил, правильно, а то, как-то не по-людски.
— Я ведь почти полгода думал, что он жив, всё собирался поехать. Иногда так хотелось ему рассказать о чем-то, но всё время, то одно, то другое. Я с ним даже мысленно дискутировал, как с живым, а он уже умер.
— Да, жизненная суета уводит нас от главного в жизни.
— Хотя всё равно, даже, если бы я собрался поехать к нему, всё равно бы не успел. Он ведь умер сразу после нашей встречи, когда сбежал из больницы, в первую же ночь. Я как раз ехал в поезде домой.
— Конечно, с инфарктом бегать по городу, еще по такой жаре, это ведь в июле было?
— Да, в самом начале. Я сейчас так жалею, что ни разу не рассказал о своих путешествиях в другие миры, может это ему помогло бы?
— Может быть, помогло, а может, и нет. Может он сейчас вообще в каком-то из миров жив и относительно здоров. Нашелся крепкий решительный врач, не отпустил его из больницы, заставил его лечиться, соблюдать режим. Отвадил его от курева и вина…
— Может, хотя вряд ли. Мы же с ним тогда, в его последний день жизни, еще и «чекушку» прямо там на кладбище выпили, а ему спиртного после инфаркта и в рот брать нельзя было.
— Наверное, еще и покурили?
— Покурили. Попробуй его, переубеди. Он по-другому жить не умел и не хотел. Может, поэтому и умер. Странная у человека судьба вышла. Вроде бы и жил всегда так, как хотел, а жизнь получилась какая-то — через пень-колоду. Сын — стяжатель, жена — стерва, подруги — проститутки.
— Вроде бы и так, а человек хороший был, людьми уважаемый. Его все любили, даже Тимофеевна.
— Да, а специалист, какой. — Ян помолчал, ковыряя вилкой в банке с икрой. — Я ведь сегодня на кладбище познакомился с Тимофеевной — женой Петра Андреевича. Приглашала меня на поминки на годовщину смерти. Теперь ходит на могилку, плачет, а сколько она ему крови выпила.
— Слезы эти может быть — крокодильи, а может, и нет, может, это она его так любила, боролась за него.
— Боролась, пока не победила.
— Ну да…, а ты себя на кладбище больше не встречал?
— Нет, после зимы ни разу у меня такого не было. Никаких перелетов, но я всё-таки надеюсь, а вдруг попаду на свадьбу к Броне.
— Не выходит она у тебя из головы. А скажи, интересно на себя посмотреть через тридцать лет?
— Нет, всё равно — это только одна из версий развития. По другой, я к этому времени уже давно могу лежать рядом с Петром Андреевичем.
— Нет, ты так рано не ляжешь, тебе Наташка не даст. Ты, кстати, еще её не обрюхатил?
— Тебе с подробностями докладывать или только общие положения?
— Ты не умничай, я её старший брат и отвечаю за неё перед всей семьей, если что морду начищу, не посмотрю, что ты мой лучший друг.
— Ой, хранитель нравственности, ты лучше за собой смотри. Шурин, будущий. Мы с Натальей решили зимой пожениться, осенью подадим заявление, а потом и свадьба.
— Свадьба, — задумчиво повторил Андрей, — вот и закончится твой постпубертатный период. Заведешь себе жену, детей выводок и всё! Не будет у тебя других миров, только один, реальный.
— Это как сказать. По своему желанию в другой мир не перепрыгнешь, а когда это случиться одному богу известно. Так что поживем — увидим, скучно, я думаю, не будет.
10 июля 2012 г.
