Варя присела, чтобы поднять сарафан. Костя ничего не сказал на это, только ниже опустил голову к коленям.
— Бери кофту тоже! Я не хочу никаких напоминаний о тебе, когда вернусь.
— Значит, ты уверен, что он снова человек? — спросила Варя, проклиная себя за дрожь в голосе.
Костя ничего не ответил. Она бросила сарафан и села на матрас.
— Я не хочу, чтобы он был человеком, слышишь? — Костя не повернул головы. — Он мне снится только в кошмарах. И в этих кошмарах он зовёт меня. Может, это нервы и не более того, но я сойду с ума, если не поеду, понимаешь? Я не живу… Это какой-то другой человек всё делает за меня, это её, другую, ты можешь называть умницей, а я… Я трясусь, как заяц, мне страшно… Я понимаю, как чувствуют себя сумасшедшие… Если он оставит меня с собой, он убьёт этого зайца, он убьёт меня и получит новую Анну. Я не хочу к нему. Совсем не хочу.
Костя схватил её за плечи.
— Так не поедем!
— Не могу! — она уткнулась макушкой ему в грудь. — Я сойду с ума иначе. Я должна… Должна вернуть ему рубаху Анны. Это всё из-за неё, я знаю… И я боюсь её сжечь. Она словно лягушачья шкура, только наоборот. Если я сожгу её, я сожгу себя настоящую. Я сумасшедшая, да? — Она чуть отстранилась и заглянула в блестящие глаза Кости. — Вот этого я и боялась, что ты подумаешь, будто я двинулась умом.
— Ты не двинулась, — Костя ткнулся губами ей в лоб. — Тебя двинули. И я не знаю, как тебе помочь. Всё, что я могу, это отвезти тебя к нему, чтобы он вернул тебе свободу. Больше ничего. Я… Я не сумею защитить тебя от него. Он сказал, что мне с ним не справиться, и я верю ему. В нём есть сила человека и зверя. Во мне же нет даже человечьей. Мой тигр — картинка, не более того. В душе я такой же заяц, и волк может сожрать нас обоих.
— Зачем же ты едешь?
— Потому что едешь ты, — Костя аккуратно взял её лицо в ладони. — Если я снова отправлю заявку в друзья, ты её примешь?
В ответ она потянулась к нему губами, и он тут же напомнил ей, какой всё же жёсткий этот чёртов матрас.
— Может, напишешь маме, что приедешь утром? — спросил Костя, протягивая Варе чашку с остывшим чаем.
— Тогда она тут же позвонит твоей…
— И пусть… Заодно скажем им, что едем вместе. Мои ничего не знают про мой билет. А твоей я просто сказал, что попытаюсь отговорить тебя от поездки.
— Не отговоришь, — Варя уткнулась лицом в чашку. — Я уже считаю часы…
— Мне кажется, пока мы ещё можем считать дни, и я хочу провести их вместе.
Варя отставила чашку и с серьёзным лицом повернулась к Косте.
— Не надо, чтобы они знали, что мы едем вместе. Вдруг я не вернусь… Я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы, понимаешь?
Костя кивнул и забрал пустую чашку. Варя подняла с пола сарафан и оделась, сунула в рюкзак облитый и сняла с вешалки кофту. Костя не пошёл её провожать, но перед уходом Варя аккуратно поставила свои тапочки на полочку.
Глава "Последняя"
Летняя Трансильвания не сумела своими красотами отвлечь гостей даже на минуту от мыслей о предстоящей встрече с оборотнем. Варя временами смотрела на Костю, иногда он — на неё: с самой посадки, кажется, ни один ни разу так и не улыбнулся. Даже жевать научились, не открывая рта. Теперь на деревенский ужин рассчитывать не приходилось. На одни сутки, которые Варя вытребовала себе для выяснения отношений с Богданом, могло хватить одного бутерброда и одной шоколадки, и всё же они купили чуть больше.
— Может, я останусь? — Костя минуту уже как пристегнулся, но так и не смог заставить себя выехать с парковки магазина. — Я могу даже из машины не выходить. Сейчас не холодно.
Он улыбнулся одними губами. Глаза оставались непроницаемостеклянными. Варя, продолжая смотреть через лобовое стекло в одну точку, в ответ лишь мотнула головой — слов нет, слова все были сказаны в самолёте. Тогда она высказала вслух тот страх, который поселился в ней после опрокинутого кофе.
— Ты будто связал меня по рукам и ногам. Раньше я думала о том, как возьму машину, как одолею дороги и горный серпантин. Я совсем не думала о самой встрече с Богданом, а теперь в моей голове лишь одно: что и как сказать ему.
— А ничего не говори. Решение твоей участи не зависит от твоих слов, и ты это прекрасно знаешь.
Вот она и замолчала даже с ним. Слова сейчас и вправду не могли выразить те страшные мысли, которые кишмя кишели в их головах. И Костя не стал настаивать. Ему и так страшно было от мысли, что Богдан в волчьем обличье мог полностью утратить человечность, а у него в кармане опять только нож… Бесполезная игрушка для того, у кого руки дрожат, даже когда просто сжимают руль.
— Пора, — сказал он скорее себе, чем Варе. Та стиснула белыми пальцами ремень безопасности, готовясь к встрече с почти что неизвестной им опасностью. Что они собственно знают про оборотней — ничего. Все фольклорные словари можно смело сжечь…
По подсчётам ехать ещё по меньшей мере час. Но даже через час Костя не начал узнавать места, которые они проезжали, и скинул скорость почти до нуля, вспомнив про завязанную на дереве верёвку. Вдруг её унесло ветром? Как тогда они доберутся до места? И Костя чуть не ударил на радостях по клаксону, когда увидел долгожданный опознавательный знак.
Варя совсем забыла про верёвку и подумала, что он увидел волка, потому схватила его за локоть, не позволяя выйти из машины, но потом покорно протянула руку, чтобы Костя повязал вокруг запястья верёвочный браслет. Такой же он сделал и себе и только тогда спрятал в карман нож, которым резал верёвку.
— Думаешь, он потемнеет, если со мной что-то будет не так? — попыталась пошутить Варя, но в итоге чуть не заплакала.
Костя ласково провёл ладонью по её мокрой щеке.
— Нет. Для этого надо хотя бы сплести его из твоих волос, но мне их жалко. И я не верю в сказки.
Варя молча махнула рукой, и Костя нажал на педаль газа, поняв, что отговаривать её бесполезно. Наконец они оказались на месте. Варя не сразу вышла из машины. Он успел три раза обойти вокруг грузовичка, хотя и с первого взгляда стало ясно, но машина с зимы никуда не ездила — трава поднялась выше колёс.
Не взяв Вариного рюкзака, Костя зашагал вперёд к дому. Тропинка заросла травой по колено. Калитка вросла в куст чертополоха. Дальше можно было не идти. Варя продолжала сидеть в машине, только ноги свесила наружу. Один шнурок развязался, но она не нагнулась к кедам.
— Похоже, что мы зря приехали…
Костя хотел бы верить своим словам, но голос дрожал. Воздух, напоённый ароматами диких цветов, действовал на нервы.
— Всё равно дойдём до дома.
Варя захлопнула дверь и сунула руки в карманы джинсов, чтобы Костя не вздумал брать её за руку. Ладони мокрые. Ему не надо знать про её страх больше, чем он уже знает. Костя позволил ей пойти вперёд, но на крыльцо взошёл первым. Тронул дверь — не заперта, но через порог переступать не стал. Отпрыгнул назад.
— Что там? — едва различимым шёпотом спросила Варя.
— Крыса, дохлая…
Варя спрыгнула с крыльца.
— А что ты хотела? — пошёл следом Костя. — Там оставались продукты какие-то, кота нет и никогда не было. Волки теперь тоже не живут в доме…
Он с трудом выговорил слово «волки» и сунул руки в карманы. Одного взгляда наверх оказалось достаточно, чтобы понять, что Богдан не возвращался — разбитые окна не заколочены — внутри, должно быть, сырость и гниль от таяния снега и весенних дождей. Он через высокую траву направился в сад. Под деревьями валялись гнилые фрукты. Он поднял руку и сорвал сливу — тёмную, с запёкшимся на изломе янтарём сока. Варя, не раздумывая, разломила её, выкинула косточку и протянула половинку Косте.
— Ты думаешь уехать?
— Да, оставим крысам рубаху и одеяло, а сами вернёмся в цивилизацию. Здесь в любом случае ночевать нельзя. Если только в машине.
— А ты не помнишь, где в лесу волчье логово?
— С ума сошла! И откуда мне помнить? Богдан не брал меня с собой.
