— Здрава будь, красавица! Ты что ли тут кашеваришь?
Этот веселый голос, раздавшийся от двери, ведущей на задний двор, заставил девушку вздрогнуть и втянуть голову в плечи. Все же наследница лантей еще пугалась людей, особенно мужчин. Особенно незнакомых. Особенно тех, кто так весело смотрит и говорит так беззлобно. Потому что… странно это, когда обращаются вот так… слишком по–доброму.
Но незнакомец, вошедший на кухню, улыбался, словно встретил хорошенькую нарядную горожанку, а не хромую костлявую чернушку в скромном платье. Парень был симпатичный и едва на пол–ладони выше ее, Зарии, жилистый, с коротко стриженными русыми волосами. Он выглядел приятно, вот только глаза… Сердце ухнуло куда–то вниз, и девушка попятилась, сжимая в побелевшей руке деревянную ложку, которой только что помешивала стряпню. Наследницу Лантей не обманешь широкой улыбкой, не спрячешь от нее душу, не скроешь помыслы, не утаишь истинную сущность. И вот как раз сущность незнакомца была ужасна…
— Хм… значит, не врут про тебя. Нутро человечье насквозь видишь, да, девка? — парень продолжал улыбаться, только взгляд сделался колючим и пристальным. — Ну что? Давай знакомиться? Я — Джинко. Ты это имя запомнишь. И меня запомнишь тоже.
Говорил он вкрадчиво, тихо… Последние слова и вовсе прошептал.
Зария выронила ложку и кинулась к двери, но покалеченная нога, которая еще мгновенье назад казалась здоровой и сильной, вдруг предательски ослабла, подвернулась, а боль прострелила от щиколотки до бедра. Миг, и спасительно распахнутая в обеденный зал дверь захлопнулась, а между створкой и девушкой возник Джинко.
Он, по–прежнему не переставая улыбаться, шагнул вперед:
— Что ж ты какая неловкая, — покачал головой. — И бегать не умеешь, и кричать боишься? Иди сюда, курочка, поквохтай… Вдруг услышат?
Злой насмешник стремительно шагнул к девушке и, словно играючи, ударил кончиками пальцев по горлу. Рождающийся в груди крик рассыпался жалким шелестом, который оказался не громче судорожного вздоха. Скользящий удар жестких пальцев лишил чернушку способности кричать и даже дышать полной грудью. Зария судорожно хватала ртом воздух, стискивая ладонями шею. Мужчина отступил на шаг.
— Молчишь, красавица? — он усмехнулся и добавил: — Молчи. Говорливые женщины — такая пытка для ушей.
Онемевшая хромоножка открыла рот, собираясь с силами, пытаясь закричать, но… как в кошмарном сне смогла только жалобно засипеть.
— Никак? — с деланным сочувствием поинтересовался мучитель. — Это хорошо. Крики нам тут совсем не нужны.
Поняв, что сейчас с ней сотворят что–то страшное, чернушка почувствовала в душе прилив доселе неведомых сил. Она стремительно повернулась к столу, хватая первое, что попалось под руку — это оказался деревянный пест, которым растирали пряности. Впервые в жизни Зария пыталась дать отпор судьбе и та над ней так жестоко насмеялась, подсунув под руку не нож, не сковородку, а это бесполезное посмешище.
Но девушка не собиралась сдаваться, даже понимая всю тщету сопротивления. Очень уж сильно она хотела жить.
— О–о–о, какая прелесть… — Джинко рассмеялся и, не глядя, задвинул щеколду на двери, ведущей в обеденный зал, и снова двинулся к жертве. — А мне говорили, будто ты покорна. Все стерпишь. Хочешь, скажу, кто говорил?
Не сводя взгляда с мужчины, Зария сделала шаг назад, уговаривая себя не бояться. Ведь совсем рядом — в зале — люди. Их разговоры и смех слышны даже сейчас, когда сердце грохочет у нее в ушах и одновременно с этим пытается выпрыгнуть через горло. Совсем рядом дэйн, Василиса, Багой. Они помогут.
— Он приходит к тебе каждую ночь, да?
Тонкая рука, судорожно сжимающая деревянный пест дрогнула.
— Говорит, как ты красива, как желанна?
Мягкий шаг вперед.
— Говорит, что искал именно тебя? Он не произносит слова "Люблю", но ты–то все равно понимаешь…
Теперь девушка вздрогнула всем телом.
— А еще он так нежно касается тебя. Так осторожно, так ласково, что ты чувствуешь себя величайшим сокровищем, истинной драгоценностью, красавицей…
Зария чувствовала, что начинает задыхаться, воздух застрял в груди, отравляя горечью.
Джинко сделал легкий шаг вперед и вправо, продолжая вкрадчиво угадывать:
— Но ты не видишь его, не можешь посмотреть ему в глаза. Ты не знаешь, как он выглядит, не знаешь, кто он. Не знаешь, живет ли он сейчас вообще.
Тонкая рука бессильно опустилась, пальцы разжались. Чернушка выронила свое смехотворное оружие.
— Но ты уверена: он — твоя мечта. Твой нареченный. И однажды он появится и даст тебе кольцо. А потом… — еще один шаг, — станет мужем.
Почему тело перестало подчиняться? Почему… Зария смотрела в лицо своему мучителю, шатаясь от страха и перед ним самим и перед словами, которые он говорил.
— Он делал так множество раз. Приходил к девушке. Улыбался. Дарил кольцо. Проводил ночь. И уходил, — еще шаг и мужчина оказался по правую руку от своей жертвы. — Но и кольцо забирал с собой.
Зария беспомощно повернула голову вправо, не веря жестоким словам, надеясь, что… но он не лгал. Тот, кто казался размечтавшейся дурочке ожившей мечтой и впрямь, совершал все то, о чем говорил Джинко. Наследница Лантей опустила голову. Боль расползалась в душе черным туманом, застилая глаза непроглядной пеленой.
— Зачем?.. — едва слышно спросила несчастная. — Для чего?
— Дуреха… Причина стара, как мир. Самый обычный спор, — еще один скользящий шаг и мужчина оказался у нее за спиной. — Какой смысл соблазнять хорошеньких вертихвосток? Они и так всегда готовы раздвинуть ноги. То ли дело записной урод, который давно отчаялся, что на него хоть кто–то позарится. Недоверчивая, настороженная, замкнутая. Соблазнять такую гораздо увлекательнее… Сложнее. И тем приятнее впоследствии станет победа.
Ей бы бежать. Ударить его, пока он так близко, и кинуться в зал, но проклятое тело одеревенело. Она зажмурилась. Спор…
— Знаешь, он сдался. Ушел отсюда. Сказал — не получается. Ты не вызываешь страсти. И вроде бы давно готова к койке, но… как бы помягче сказать… он — не готов. А еще сказал, что, даже зажмурившись, тебя не отодрать. Но я решил — попробую. Мы спорили на коня и пять монет серебра. Ежели и моя попытка провалится, придется объявить ничью. Но я все же рискну. Конь и серебро — хороший куш. Ты хоть с лица чудище, но под юбкой обычная девка, чего ж тут думать?
С этими словами он заломил окаменевшей от ужаса и отвращения жертве руки за спину, дернул к себе, а свободную руку запустил под тощие юбки, бесстыже задирая их чуть не к самому поясу девушке. Сквозняк прогулялся по голым ногам
