Я опомнился. Что же я делаю? Сейчас нельзя задумываться! Сюэтэ уже произнесла последнюю фразу! Я потерял инициативу! И тут я окаменел в буквальном смысле слова. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Паралич подбирался к легким, к сердцу, поднялся к плечам, к шее. Если я немедленно не произнесу заклинания, я онемею! И умру!
А Сюэтэ начала новое заклинание и замахала руками!
Тогда я набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:
Ты думала, наверное, все будет шито-крыто?
А у меня прививочка от полиомиелита!
Не бегал я сроду от добрых врачей
И впредь застрахован от параличей!
Колени у меня тут же приобрели гибкость, руки расслабились и опустились. Я попробовал шагнуть — и это мне удалось. Правда, с трудом и не безболезненно. Ну, собственно, можно ли было ожидать особых чудес от стихотворения такого пошиба?
Но и Сюэтэ даром времени не теряла. Она уже стояла на земле. Серебряная цепь по-прежнему висела у нее над головой... Королева завершала непродолжительное песнопение, водя руками так, словно вынимала что-то или кого-то из-под земли.
И вот откуда ни возьмись выскочили четыре льва и с жутким ревом кинулись на меня.
Однако их рев и сравниться не мог с тем, что прозвучал в ответ откуда-то из-за моей спины. Мимо меня пронесся Унылик. Он бесстрашно кинулся навстречу львам!
Те перелетели через кусты, принялись рвать землю крепкими когтями, издавая при этом устрашающий рык. То есть три льва вели себя именно так. А четвертый, рыча все оглушительнее, бросился на тролля. Я подумал о том, что, наверное, именно таким образом эволюция устанавливала верхнюю планку отваги.
Унылик действовал решительно — и врезал льву апперкотом в нижнюю челюсть. Зверь кувыркнулся через голову и шлепнулся на землю, описав в воздухе дугу. Голова его при этом изогнулась как-то неестественно.
А трое его сородичей решили, видимо, что первоначальный инстинкт их не обманул, и с жарким подвыванием умчались по равнине прочь.
Руки Сюэтэ бешено заметались, губы начали выкрикивать отрывочные слоги.
Унылик неуклюже повернулся ко мне. Глаза его голодно горели.
— Ты чего, собственно? — спросил я и попятился. — Послушай. Я тебя не звал сюда...
— Сочненький... — Унылик высунул свой здоровенный язык и облизнулся. — Вкусненький...
Я закричал и бросился бежать. Наверное, Сюэтэ ухитрилась снять с тролля эльфийское заклинание, запрещавшее ему пожирать людей.
Тролль топотал у меня за спиной. Он нагонял меня. Вот он все ближе, ближе. Эх, бегством мне тут не спастись. Пора языком поработать. И не просто поболтать, а придумать стишок. Я забежал за ближайший крупный валун, каким-то чудом встретившийся мне на ровной, как стол, пустоши, и произнес следующее:
Эй, Унылик, об этом и думать не смей
На ночь кушать не очень полезно.
Вспомни эльфов завет и собой овладей,
Ведь эльфийское слово железно.
Я твой друг и хозяин, а эта карга
Не в ладах ни с добром, ни со светом!
Так открой же глаза — и увидишь врага,
И не скушаешь друга при этом!
Громадный кулак опустился и расколотил камень вдребезги. Унылик навис надо мной, его глаза алчно пылали, рот разъехался в ужасной злорадной ухмылке. Я в ужасе развернулся и бросился наутек. Но в спину мне впились каменные когти тролля, я заорал от боли, споткнулся, упал, покатился, встал на ноги...
И успел увидеть, как глаза тролля потускнели, а нижняя челюсть обескураженно отвисла.
— Чародей... — обиженно протянул тролль. — Чего я делала?
— Ничего, — ответил я, и меня в пот бросило от облегчения. — Ты прогнал львов и спас меня, Унылик. Спасибо.
Все бы хорошо, но, заглянув за спину тролля, я увидел Сюэтэ. Она опустилась на колени и что-то рисовала в пыли, напевая при этом нечто заунывное.
Сердце у меня упало. Что бы она ни призывала себе на помощь, это явно было что-то большое-пребольшое. И если уж символические жесты усиливали колдовские чары, то символические рисунки тем более.
И тут я ощутил небывалый творческий прилив. Ведь меч может быть обоюдоострым! Не рой другому яму... и тому подобное.
— Унылик! — крикнул я. — Вон другая! — И указал на Сюэтэ.
— Другая какая? — тупо переспросил тролль. Я понял, что хочешь не хочешь, а надо читать стихотворное заклинание, и прочел:
Что увидишь впереди —
Тут же слопать и захочешь.
Вон колдунья, погляди —
Чем не лакомый кусочек?
А не нравится она,
На ее представь-ка месте
Хочешь целого слона,
Хочешь — поросенка в тесте.
Да, и с рифмой, и с размером получилось так себе, и все же я надеялся на некий результат.
И не зря. Унылик только издал голодное «ням-ням» и прямой наводкой помчался на Сюэтэ.
Колдунья подняла на тролля полные ужаса глаза и в самое последнее мгновение отпрыгнула в сторону... Унылик пролетел мимо, растоптав при этом ее рисунки. Сюэтэ разъяренно взвизгнула, а я воспользовался моментом. Мозг у меня трудился на всех оборотах. Теперь я не намерен был терять ни секунды. Королева убегала от тролля, а я запел:
Венеры статуя — без рук. Тебя же, милая, в дороге
Не только руки подведут, но подведут тебя и ноги!
Потом я вырвал из рубахи нитку и, торопливо завязывая на ней узелки, продолжил:
Желудок скрутит злая боль и голову не пожалеет.
Она повиснет, упадет, и в ней рассудок ослабеет!
Колдунья как подкошенная рухнула на землю, крича и воя от страха и злости.
А Унылик победно взревел и приготовился прикончить свою жертву.
— Эй, Унылик, не теряйся! — крикнул я. — Жалости не поддавайся!
Но тролль замер и не двигался.
Потом морда его сморщилась, и он, всем своим видом демонстрируя отвращение, проворчал:
— Фу! Колдунья! Старая! Тухлая!
Сюэтэ смотрела на него, не моргая, и, похоже, не знала, оскорбиться ей или обрадоваться. Чары до сих пор сковывали ее, тем не менее она начала что-то негромко бормотать.
Унылик ходил кругами, глядя по сторонам в полном замешательстве.
— А где вкусненький? Где сочненький? Поросеночек где?
Так вот чего ему хотелось! В гастрономическом плане колдунья явно уступала юному поросеночку.
— Он убежал, — быстро нашелся я. — Ты бы к костру сходил да посмотрел, не осталось ли там у Жильбера чего-нибудь от ужина?
— Олений окорок! — Унылик радостно закивал и повернул к костру. — Ням-ням!
