— Рус, — вдруг молвил Отиг. Сказал таким удивленным тоном, будто только что догадался об очень важном, всеми упущенном факте. — А Духи твои разве не могут оборотня различить? Есть ли среди них сливающие с «живой смертью»?
«Друзья!!! — мысленно возопил Рус. — Что вы можете сказать по этому поводу?!».
После долгого (как показалось герою) молчания, ему ответил Дух слияния со смертью, как обычно — «замогильным» голосом:
«Ха-ха-ха! — абсолютно невесело просмеялся он. — тот маг что-то путает. Нас, конечно, много, и по-человечески нас можно называть по-разному, но я бы предпочел остаться Духом Смерти. Мне надо проникнуть в тело „меняющего форму“, чтобы узнать, какая у него кровь, а эти существа очень не любят нашего присутствия, не пускают нас в себя. Примерно, как Призывающие. Удовлетворил я твое любопытство, Большой друг?», — Русу ничего не оставалось, как согласиться и поблагодарить.
Принесли вино. Пасынок Френома сделал большой глоток и ответил Отигу:
— Духи не могут отличить оборотня от обычного человека. «Меняющие форму» — так их называют Духи, просто-напросто не пропустят любого из них. Поэтому, кстати, всем этрускам склонным к Призыву, тоже придется проверять людей: если кто-либо сможет противостоять проникновению Духов, то его необходимо хватать и доставлять на проверку амулетом. Даже если он представится шаманом или говорящим. А если он окажется явным врагом, окажет сопротивление, то уничтожать. Но это и так ясно. Насколько они сильны, я не знаю.
— Жаль. — сказал магистр, искренне сокрушаясь.
Потянулся за налитой чашкой вина и что-то спросил у Леона. Тот ответил. Парни-месхитинцы, троица диверсантов, о чем-то еле слышно шушукались. Грация пила вино молча, не забыв покрыть голову капюшоном. Андрей, улыбаясь, что-то шептал ей в ухо. Жена то хмурилась, то недовольно фыркала. Уставший, забегавшийся, пожалуй, больше всех Максад открыто отдыхал, не желая думать о предстоящей тяжелой нудной работе. Хотел отрешиться полностью, но что-то «не пускало», какая-то малость…
Тишину нарушила Гелиния.
— Ты закончил, Рус? Тогда пойдем. Тебе надо еще поспать — ты бледнее селены.
— Подожди, дочь, — раздался вдруг властный голос Пиренгула. Все разом замокли и повернулись к нему. В том числе и полностью ушедшие в оживленный спор Отиг с Леоном, который иногда срывался на басовитые нотки, намного превышавшие громкость общего шепота. — Что же ты, уважаемый зять, молчишь о многом? Что утаиваешь? Хоть намекни, ради Предков. Ради Великих шаманов, раз ты с ними общаешься.
— Действительно, — Максада как осенило. Он напрягся, открыл было рот, но Пиренгул остановил старого друга и продолжил:
— Оборотни — это, конечно, плохо. Не ожидал их никто, не защищался. Вообще не верили в их существование. И вдруг как из детских страшилок: раз, и они тут. И почему-то дочь моя и внук их заинтересовали. Да так сильно, что прямо здесь, во дворце убить попытались! — Как ни сдерживался маг-Пылающий, но постепенно загорался. — Не вышло убийство, так мальца зачем-то увели! Зачем, Рус? Они это сами придумали или кто надоумил?! — последнее слово князь выдохнул чуть ли не с дымом. Опомнился и добавил уже поспокойней. — Мне почему-то мнится, что кто-то надоумил… кто, Рус? А главное — за что? В виновность Ахмата: хоть старшего, хоть младшего — не верю! Ни на лепту не верю. И не говори, пожалуйста, о мести из-за золота, которое ты из центральных стран увел. Помолчи! — Пиренгул взмахом руки остановил задумчиво открывающего рот зятя. — Разве снятие с Тира блокады — не твоя заслуга? Нет, Рус, попытка убийства твоей жены, воровство сына — не их это принцип, не просвещенных стран, поэтому ты уверен, что Гнатика везут… или собираются увезти в Муль.
Пиренгул замолчал, хлопнул ладонью по столу, так, что уронил чашу с вином и совершенно не обратил внимания на красное пятно, ползущее по белой скатерти, как кровь из раны. Поднялся во всю свою мощную стать и, глядя на спокойно сидящего зятя сверху-вниз, медленно-торжественно, как бы вдавливая каждое слово, произнес:
— Что связывает тебя с той империей? Кто ты, муж моей дочери, которого усыновил Френом — повелитель Духов и бог этрусков, северного народа нашего континента? — сказал, выделив слово «нашего».
Закончив говорить, властитель Тира и Альвадиса продолжил буравил зятя глазами, метающими молнии. Опустился на плетеный каганский стул, который, будто бы испугавшись, принял форму наиболее удобную для его тела. Впрочем, каганская плетенка поступала подобным образом постоянно, прогибалась под любым задом все зависимости от богатства и общественной значимости его обладателя.
— А все очень просто, — не замедлил ответить Рус, пожимая плечами. — Я родом издалека. Далекого далека. Пожалуй, об этом легче рассказать сразу всем и, думаю, в моем мирке это будет сподручней. Никто не против? — говорил внешне спокойно, однако внутри его бушевала буря.
«Лоос с Тартаром своим слугам рассказали обо мне, как об инономировом демоне, о каком-то воплощении вселенского зла. Да, в империи древняя Война богов почитается безмерно и в ней есть подобный персонаж… спасибо, уважаемый Кан за сведения! — Поблагодарил мульского офицера, лихорадочно вспоминая о версии истории распространенной в просвещенных странах и в Этрусии. С облегчением, ничего отрицательного о пришельцах из иных миров не обнаружил. — Блин! Да что же это я как… как ни знаю кто! Чего боялся?! Некогда все вам было, Владимир Дьердьевич! Вот и отдувайтесь сейчас, перед всеми… Перед Гелькой, блин, стыднее всего…», — эта длинная мысль пролетела в одно мгновенье, уместившись в короткое оглядывание всех присутствующих за столом. Сказать, что они были удивлены подобным поворотом — намного преуменьшить истину. Все были ошарашены, убиты, ошеломлены, заинтригованы. Один Ермил, насупившись, старался скрыть полное непонимание ситуации.
Рус поудобней откинулся на спинку стула, приготовившись «разом вышвырнуть книги из библиотеки» (книги — мысли, библиотека — голова. Это был один из способов погружения в глубины собственной души), как вполне ожидаемо услышал:
— А я, Русчик?! Ты мне совсем не доверяешь? — обиженно прошептала Гелиния, сделав круглые глаза. Она выглядела как обманутая ухажером девица, который внезапно оказался женатым. Рус улыбнулся и ничего не ответил.
В следующее мгновенье они с женой стояли на поляне в гоштовом саду «Закатного ветерка», — виллы почти заброшенной.
Иссохшие и вырубленные в реальности гоштовые деревья были молоды и полны сил. Они цвели, источая густой аромат, сильно напоминающий цитрусовый. Было пасмурно и совсем не по-тирски прохладно. И Рус, и Гелиния были одеты в длинные кожаные плащи с капюшонами — точными копиями тех, в которых они представлялись жрецами Геи. Муж приобнял за талию упирающуюся, все еще обижавшуюся жену и загадочно-ироничным тоном молвил:
