— А я тебе как-то говорил. Ты не поверила. Больше не стал. Вспомни! — он слегка повел головой и гоштовый сад превратился в обычный земной городской дворик между понурыми пятиэтажками — хрущевками.
Они с женой очутились рядом с песочницей. Неподалеку стоял доминошный стол с прибитыми к нему лавками, одна из которых подпирала давно поломанные качели. В доме со стершейся табличкой с названием улицы и номером «пятнадцать», ему, ветерану — афганцу, а заодно и воспитаннику местного детдома, государство, в лице горисполкома города Кунгура Пермской области, предоставило однокомнатную квартиру. В последствии Вовчик её продал и перебрался в Псков, к Игнатию.
— Как?! — ахнула Гелиния, с трудом уняв досадное разочарование. — Ты из «Мира без Сил»? — она вспомнила объяснения мужа, в которых угадывала непонятную грусть. Теперь её осенило, что ту тоску можно назвать ностальгией — Надо же, совсем без Силы. Грязно тут у вас, неуютно. — Гелиния бестактно передернула плечами, будто брезгливо сбрасывала вышеназванную грязь. То, что мужу это может быть неприятно, не подумала. Или наоборот, понимала. — А как ты у нас оказался?
— Хм. Это ты еще бычки в траве не искала, их полно. Особенно возле стола, — грустно пошутил Рус. — Давай, присядем, — сказал, кивая на качели.
Сдул откуда-то взявшийся на доске песок, оголив вырезанную перочинным ножиком заборную истину, и усадил супругу. Сел сам, незаметно увеличив ширину сидения — качели были рассчитаны на двоих детей, а никак не на взрослых. Приобнял жену, которая позволила прижать себя, но голову от мужа отвернула.
— Я расскажу, Гел, только подожди немножко: надо созвать всех сразу, чтобы не повторяться. — Произнес как можно проникновеннее и дунул на высунувшийся из-под венчального капюшона локон. Гелиния, показывая что не простила, спрятала волосы обратно.
— Но ты не тяни, а то у меня сердце изнылось. — Сказала самым нейтральным тоном, старая быть как можно холоднее. Однако, не выдержала и взмолилась. — О, Величайшая, помоги своей недостойной посвященной, раскаявшейся матери… — Пока она обращалась к богине, Рус успокаивал собственное внезапно взбунтовавшееся воображение, которое демонстрировало сцену посвящения его сыночка коварной Лоос:
«Спокойно, Владимир Дьердьевич, спокойно… У-у-у сука, убью!!! Нет, нельзя психовать! Пока нельзя… Гнатик, сыночек, ты потерпи. Я точно знаю, что ты здоров… Хватит, Вовчик! Даже не думай об этом! — отгонял от себя желание вызвать отражение души сына. Очень боялся рисковать: неизвестно, какая душа у восьмимесячного малыша, пусть и развитого не по годам. Вдруг, получит травму? Да на всю жизнь. А если Рус сомневался, то старался не рисковать. Тем более не собой, а сыном. — Ответишь, паучиха, а пока — спокойствие… помоги, Величайшая! Дай Силу. И вы: Великий и Справедливый — не оставьте меня…», — под конец и сам помолился.
Спустя полстатера, закончив длинную молитву, Гелиния увидела, как в паре десятков шагов от них, прямо над зеленым газоном с нераспустившимися цветами, стали возникать висящие в воздухе фотографии. Она уже знала название этих четких рисунков — Рус как-то просвещал. Девушка не считала точно, но была уверена, что число рисунков превышало количество лиц, в данное время находящихся в кабинете мужа. Скоро изображения стали превращаться в людей — одно за другим. Два последних незнакомых этруска появились с трудом: прозрачные фигуры как бы нехотя обрели окрас, объем и саму жизнь. Они оба были странно низкорослыми, примерно с Руса, и оба были явно непривычны к «Русовской глубине», как Гелиния называла вселенную мужа.
Один оказался более опытным: схватил друга, взор которого лихорадочно бегал, и зашептал ему что-то на ухо. Вдруг, этруски увидели Эрлана, который с хмурым интересом оглядывал окружающий абсолютно не геянский пейзаж и замолкли. Рядом с царем стоял невозмутимый Фридлант.
Наконец, Рус заговорил и Гелиния поразилась хриплости его голоса. Повернулась к мужу и в груди у неё онемело. Так и захотелось крикнуть: «Русчик, беги отсюда! Пожалуйста, милый, не мучь себя!», — и она, пытаясь сглотнуть ноющий во горле ком, пряча предательские слезы, еле сдержалась. Успокаивая себя тем, что так надо обняла мужа, никого не стесняясь, и прислушалась к его словам:
— Простите, друзья, что я собрал вас вместе. Многие из вас знакомы, некоторые — нет. Хотите — знакомьтесь, хотите — нет. Эрлан, тебе, как царю — отдельное приветствие. Адыгей! — немного повысил голос. — Помолчи, пожалуйста. Все молчите, мне и так нелегко. Не ожидал я, что всего два десятка отражений удержать так трудно… кхм, — кашлянул в страшно бледный и худой кулак и продолжил. — Не чувствуете Силу? Правильно, её в данный момент нет. Сейчас здесь нет сущности никого из богов. Я и собственную Силу, свои телесные силы от вас отвел, чтобы прочувствовали, — про себя не преминул уточнить «во избежание неверных истолкований». — Так вот, все, что вокруг вас — есть копия моего Мира, откуда я родом. Давно следовало рассказать, но все время считал, что не время. Да и опасался я. Это особенно к этрускам относится: одно дело предполагаемый бастард Грусса, другое — совершенно чужой человек. Да, человек! — Рус повысил голос в ответ на недоверчивые выражения, прочитанные в лицах некоторых. — И настаиваю на этом. В родном мире я был воином, потом охранником, и в ваш мир попал случайно. Нет, не случайно. Расскажу с самого начала…
Рус прислушался к своим силам и оптимистично заключил, что на удержание всех «отражений», на сохранение неприглядной земной обстановки в течении пары четвертей внутреннего времени — должно хватить. Успеет и рассказать все, начиная с того, как сбил в своем мире Флорину и очнулся в Главном Месхитинском храме. Даже, похоже, сможет ответить на вопросы, основным из которых будет, без сомнения, «Ты Бог или Демон?», то есть именно сомнение. Он уже заранее решил, что не станет скрывать свое участие в Ссоре Богов, но только в виде «пасынка Френома». Мол, отчиму, да Гее помогал и все Силы — их. О проглоченных каганах с альганами говорить не станет, как и о пользовании Силой пятен — тогда еще бесхозной, — умолчать постарается. А то не отвертится — в демоны, пусть и в «своего», запишут. И, конечно, о печатях на общем астрале — молчок! О встрече с Эледриасом… подумал и мысленно отмахнулся — куда выведет рассказ, какие зададут вопросы, так и поступит. Грация вполне может напомнить — не страшно будет и открыть тот факт. Точно! Меньше подозрений в демоничестве останется…
Командующего экспедицией, Гариланта, и старшего жреца разведчиков Борислава, Рус вызвал в надежде на то, что они все-таки перехватят судно с Гнатиком. Тогда им придется иметь дело с пленителями сына — с теневиками. И для того, чтобы у верных людей заворот мозгов не случился, разведчики должны знать истинное — вполне человеческое происхождение пасынка их Бога. Тогда они смогут противостоять оборотням в том числе и интеллектуально. И непременно надо рассказать, как обнаружить и защититься от тех тварей. Этруск, особенно склонный к Призыву, должен справиться — гореть оборотни должны не хуже людей. И о старых знакомых, о лоосках, напитанных не совсем понятной смешанной Тартаро — Лоосской Силой, Рус решил обязательно поведать. Будет на то воля богини удачи — его подданные с ними не столкнуться. Очень уж мерзкая у них Сила, противная и смертоубийственная. Кстати, откуда? О пятнах, об альганах с каганами, о Древе Жизни, а стало быть и о Древе Лоос на том континенте не слышали, и альгано-каганскую Силу ранее ощущали, как слабое безмозглое магическое возмущение, приведшее, тем не менее, к вселенской катастрофе, к холодным Сумеркам и перераспределению божественных Сил…
