Он остановился, быстро посмотрел по сторонам и открыл сумку. В сумке сидел кот.
Глава 12
Скромная разборка вселенского масштаба
Если тот, кто любит вас, любит одновременно и другого, кто не любит вас, но любит того, кто любит его, то, при условии, что вы любите того, кто любит вас, но не любите того, кто не любит вас, у вас могут возникнуть натянутые отношения с тем, кто любит и вас и его, но не любит того, что вы не любите друг друга.
Йозеф Эметс
Вечером второго февраля по Большой Дмитровке по направлению к центру двигалась странная группа. Прохожие незаметно скашивали на нее глаза, а некоторые и оглядывались. Рядом с громадным мотоциклистом шла хорошенькая девушка. («Кто она ему, интересно?» – костяшками счет щелкали предсказуемые старушечьи мысли.) Между девушкой и мотоциклистом проваливался в сугробы кривоногий запыхавшийся карлик с пылающим носом и рыжими бакенами.
Мрачный Матвей Багров держался позади, и сложно было сказать, идет ли он сам по себе или вместе с ними. «Байроническая личность!» – сказал Ирке Эссиорх, увидев Матвея в первый раз.
Мысль взять с собой Багрова принадлежала Ирке. Не будучи влюбленной в Матвея, как ей самой казалось, она упорно его дразнила. Странная запасливая расчетливость для валькирии. Умный Антигон, женатый в свое время на семи кикиморах, двух русалках и одной провинциальной ведьме с нечетным количеством глаз, посматривал на Ирку с пониманием.
На полпути к резиденции валькирия заметила, что слева от нее идет старушка. Маленькая старушка в рыжей, явно с чужого плеча куртке, с рюкзачком на плечах. Бабулька бодро топала по снегу, опираясь на странноватую длинную палку в брезентовом чехле. Невесть отчего Ирка решила, что старушка собирает бутылки. Палка же нужна ей, чтобы ворошить содержимое мусорных баков.
Старушка шла неожиданно резво и почти не проваливалась в сугробы, но все же Ирка, склонная к постоянным уколам совести, сразу сошла с утоптанной тропы.
– Не ходите по снегу, бабушка! Ноги промочите! – сказала она.
Старушка остановилась и посмотрела на Ирку сообразительными темными глазками. У Ирки появилось странное ощущение, что ее просветили рентгеном. Затем старушка загадочно улыбнулась и, ощупывая снег зачехленной палкой, подошла к Ирке. На ногах у нее были не ожидаемые ботинки «прощай, молодость!» и даже не сапоги с выдранной молнией, а растоптанные низкие кроссовки белого цвета. Валькирия сочувственно подумала, что бабуля, должно быть, сильно нуждается.
Одновременно Ирка с удивлением отметила, что Эссиорх и Багров напряглись. Она приписала это тому нехорошему зоологическому превосходству, которое испытывает так называемый гигиенический человек ко всем, кто равнодушен к мылу, но неравнодушен к пустым бутылкам и недокуренным бычкам.
Старушка переложила палку в левую руку, правую же с необычной решительностью протянула Ирке:
– Заботишься обо мне, милая? Что ж, дело хорошее. А ну-ка!..
Ирка, растерявшись, схватилась за карман, где у нее лежала мелочь, но старушка, довольная своим бутылочным бизнесом, в мелочи не нуждалась.
– Не это… Руку дай! – сказала она нетерпеливо.
Ирка протянула ей руку.
– Не смей! Не надо! – предостерегающе крикнул Багров.
Старушка строго взглянула на Матвея.
– Боишься, некромаг? За себя бойся! По звездам ты давно умер!..
Ирка напряглась. «Некромаг? По звездам? Откуда эта старуха знает, кто мы такие?»
– Смерть это. Разве непонятно? – хмуро сказал Эссиорх, сразу выдавая ответ.
Старушка посмотрела на него без восторга. Эссиорх и Багров явно нравились ей куда меньше, чем Ирка.
– Зачем же так сразу в лоб? У меня, между прочим, и имя есть. Аида Плаховна, старший менагер некроотдела, – представилась она. Ее малиновый носик шмыгнул не без кокетства.
Ирка не успела отдернуть ладонь, и рукопожатие, которого так не желал Багров, все же состоялось. Ладонь у Аиды Плаховны была сухая, пальцы цепкие. Ирка ощутила сильное желание освободиться и сдержалась, лишь сделав над собой усилие.
Аида Плаховна, должно быть, что-то почувствовала, и руку разжала. В ее глазках появилось нечто предостерегающее и недоброе.
– А вот этого не надо, девочка! Не брезгуй! Жизнь-то по-всякому людей расшвыривает… Я тоже, может, не менагером родилась. Иной палач и тот в детстве за мороженым в киоск бегал… Впрыгнет в один сандалет, а другая нога босая. Уж я-то их ой как знаю, своих палачей-то!..
– Простите, – сказала Ирка виновато.
Аида Плаховна смягчилась. Должно быть, вспомнила, как валькирия беспокоилась, когда она топала по сугробам. Сунув руку в боковой карман рюкзака (когда она потянулась к рюкзаку, Эссиорх напружинился), старушка извлекла глиняную трубочку. Зажгла ее прикосновением ногтя и задымила. Ирка осторожно втянула дым носом. Дым пах как-то необычно.
– Ну то-то же… – сказала Мамзелькина. – На первый раз прощаю, а второго раза у меня и не бывает!.. А ты, некромаг, смотри: не зли меня! Нечего глазками сверлить! Я тебе не девочка на пляже!
Багров резко отвернулся.
– Что, гордый? Я гордых люблю! Иного гордого в рюкзачке таш-щишь, а он елозит, нос кверху дерет! Ну прям камедь! – сказала старушка одобрительно.
Мамзелькина достала плоскую, с небольшим изгибом военную фляжку из тех, что продаются на Воробьевых горах для падких на экзотику туристов, открутила крышку и отхлебнула. Ирка ждала, что Мамзелькина поморщится, но та, если и поморщилась, то исключительно из кокетства.
– Моя походная больница! Работа уж больно нервная, сил нет! – сказала она.
– А вы сейчас на работе? – спросила Ирка.
– Не будь наивной! Она всегда на работе! – сквозь зубы ответил Багров.
– А ты не груби, некромаг! Ишь, развоевался, петух! – окрысилась на него Мамзелькина.
Матвей демонстративно смотрел в сторону. Старуха, как заметила Ирка, не нравилась Багрову, и он даже не пытался это скрывать. Антигон вел себя примерно так же, разве что менее задиристо. Должно быть, понимал, что испытывать терпение нервной сотрудницы некроотдела небезопасно.
Разговаривая, они продолжали идти. Вскоре вдали замаячил угол тринадцатого дома, с привычной стыдливостью закутанный строительной сеткой.
Эссиорх, видя, что Мамзелькина явно идет вместе с ними, остановился. Нападать на резиденцию мрака при деятельном участии болтливого менагера было, мягко скажем, нежелательно. Ох уж этот магический мир! Ничего важного нельзя сделать незаметно.
Эссиорх кашлянул, смутно надеясь, что Мамзелькина все же куда-нибудь свалит.
– Прекрасный вечер! – сказал он, глядя на небо. Поднятое вверх лицо мгновенно стало мокрым от таящего снега. Снег валил, как пух из распоротой подушки.
