– Нет, нормально. Есть экземпляры, которые вежливость принимают за слабость, а уважают только кулак. Нормальная речь для них начинается там, где для других она давно закончилась! – запальчиво сказал Багров.
Антигон тоже не удержался и обозвал Мамзелькину «редкостной души женщиной», положив тем самым в общую копилочку свое «гав».
* * *
Резиденция мрака приближалась. Казалось, не они подходят, но сам дом подползает. Ночь уже навалилась на город, вдавила дома, спутала переулки. Город вяло бредил мечтами о лете, и лишь снег слабо синел, подсвеченный скрытой за домами луной. Дойдя до резиденции, Ирка обернулась. Мамзелькина была уже не видна, лишь две красные точки тлели там, где угадывались ее глаза.
– Странно все это. Мне совсем не нравится! – озабоченно произнес Эссиорх.
– Кто, Плаховна? – спросила Ирка.
– Не нравится, что нет комиссионеров. Они есть всегда. Никогда не поверю, что Аида знает, а комиссионеры нет…
– Может, комиссионерам нечего ловить?
– А вот это неверно. Ловить-то им как раз есть что, – загадочно сказал Эссиорх.
Ирка задумалась, что он имеет в виду: ее эйдос и эйдос Багрова? Копье и шлем валькирии? Свои крылья и крылья Даф? Времени на вопросы, однако, уже не было, как не было его и на ответы.
Отделившись от угла дома, навстречу Ирке шагнула темная шаткая тень. Отделилась так спокойно и неторопливо, что Ирка не сразу осознала угрозу. Когда же осознала, поздно уже было писать сочинение на тему: «Что я почувствовала, когда рухнула с дуба?»
Прямой, молочно сияющий клинок царапнул Иркин нагрудник. Направлен он был в шею, но валькирия инстинктивно успела уклониться. В ответ Ирка сделала быстрый выпад копьем, пришедшийся в никуда. Атаковавший ее страж исчез. Мгновение спустя он материализовался у нее за спиной. Искусство столь быстрых боевых телепортаций оттачивается столетиями. А потом еще тысячелетия оно скромненько совершенствуется. Пока Ирка пыталась осознать, где ее враг, клинок взлетел вновь, но так и не опустился.
– Тебя не учили, что нападать на женщин нехорошо? Женщина – существо уязвимое. Если не для доводов разума, то хотя бы для тяжелых и колющих предметов, – поинтересовался у него хорошо поставленный бас.
Страж мрака нервно обернулся и наугад рубанул мечом. Клинок рассек пустоту, а в следующий миг нечто увесистое нежно коснулось его головы чуть выше уха. Эссиорх взял обмякшего стража под мышки и оттащил его к стене.
– Газовый ключ – самый верный друг сантехника и мотоциклиста после его мамы, – сказал он, ласково погладив ключ.
– Это еще почему? – спросила Ирка машинально.
– Ну как? Газовым ключом можно хватать – это раз. Бить – два. Угрожать – три. Он не является холодным или огнестрельным оружием – четыре. Не дает осечек – пять. Не нуждается в патронах – шесть. Летит далеко и в меру метко – семь. Полезен в домашнем хозяйстве – восемь.
– Разве у тебя есть домашнее хозяйство? – усомнилась Ирка.
– Ну мало ли… – В глазах Эссиорха явно обозначилось противоречие между высоким и чистым (Прозрачные Сферы) и домашне-уютным (Улита, мотоцикл и гипотетические дети). Правый глаз был приверженцем первого, в то время как левый малодушно склонялся ко второму.
– Разве стража можно нокаутировать газовым ключом? – спросила Ирка, разглядывая лицо нападавшего. Бледное, скуластое, с испанской бородкой и тонкими, точно наклеенными усиками, оно вполне могло принадлежать манерному посетителю ночных клубов.
– Если очень хочется, то можно. И потом, смотря кто бьет… – уточнил Эссиорх, посмотрев на свой ключ с большой нежностью.
Ирка крикнула, предостерегая. Прорезав леса, к ним шагнули сразу трое – молодые, юркие, с маслянистыми, вкрадчивыми и пристальными глазами убийц.
– Он был не один… – процедил Багров.
Матвей опомнился первым. Его противником оказался страж, изо рта которого хронически пахло дохлой кошкой. Легкая кавалерийская сабля образца 1809 года нанесла удар. Стальной искривленный клинок попытался проникнуть врагу под доспехи, но встретил незримую преграду. В следующий миг страж мрака не то ударил, не то хлестнул Багрова ладонью по глазам.
Матвей упал. Маслянистые глазки стража затуманились удовольствием предстоящего убийства.
– В Тартаре нужны некромаги. Я продам тебе проездной билет со скидкой, мальчик! – произнес страж хрипло. Исходящий от него запах дохлой кошки сделался неотвязным.
Окинув Матвея взглядом мясника, приступающего к разделке туши, страж неторопливо поднял меч для добивающего штопорного удара. Багров, все еще полуоглушенный, тупо и равнодушно смотрел на молочно-белое лезвие. Ему чудилось, что его затягивает в узкую, булькающую горловину кухонной раковины вместе с мыльной пеной и спитой заваркой. Было почему-то не страшно. Хотелось стать лунным лучом и навеки запутаться в волосах Ирки. Короткое и конкретное желание. Разве последняя воля приговоренного не закон?
Меч скользнул вниз. Однако прежде, чем лезвие коснулось шеи Багрова, огненная молния ударила стража в центр нагрудника. Сила могучая и непреклонная, упорная, как свихнувшийся бронепоезд, отбросила его тушу на стену, глубоко впечатав ее в клейменый кирпич с завода братьев Губайдуллиных.
Ирка недоуменно уставилась на свою ладонь. Она не запомнила момента броска. Запомнила только общее движение и то, что копье на миг стало продолжением ее руки.
Рядом уже бушевал Антигон. Раскрутив булаву, он напал сразу на двух стражей.
– Меня засосала опасная трясина! Потяни стоп-кран, урод, тебе говорят! – вопил он, в боевом экстазе смешивая все на свете.
Его булава носилась как неуправляемый снаряд. Антигон и сам не смог бы остановиться, если бы захотел. Удивленные стражи смотрели на агрессивную мелочь с недоверчивой ухмылкой, впрочем, лишь до тех пор, пока одному из них булава не попала по колену. Вопль, который он при этом издал, надолго запомнился москвичам. Случайно записанный на микрофон видеокамеры снимавшим снег японцем, он двенадцать раз был прокручен по каналам Центрального телевидения и вошел в историю науки под именем «великого паранормального вопля». По нему было защищено несчетное количество дипломов, три кандидатские и одна толковая докторская по демоническим местам в центре столицы.
Вдохновленный успехом, Антигон продолжил размахивать булавой. Несколько секунд спустя удача улыбнулась ему вторично: случайным образом булава впечаталась в ухо одного из стражей, который пытался подкрасться к Эссиорху с тыла.
Этот второй страж сумел найти в себе силы и воздержался от вопля. Вместо этого он произнес несколько слов, еще неизвестных в человеческом мире. По стратегическому замыслу Тартара слова эти должны были войти в ругательную моду планеты только через восемьдесят лет. Ныне же они существовали лишь в виде проектируемых звукосочетаний и были не поняты широкой общественностью. Что же вы хотите? Времена определяют сознание. Неандерталец тоже не обиделся бы, если бы его настойчиво послали на деревню к бабушке собирать помидоры. Максимум попытался бы уточнить: какие помидоры? Что имеется в виду под деревней? Да и бабушку давно съел пещерный медведь, которого в свою очередь год спустя съели дедушка и папа.
