Медлить не стоило, поэтому, перекрестившись - похоже, уже вырабатывается условный рефлекс - я вновь очутился в 'штабной келье'. С прошлого посещения здесь почти ничего не изменилось, за одним-единственным исключением: на шкафу-'горке' эдаким ведром красовался новенький блестящий шлем-топхельм с крестообразной накладкой из чернёных полос металла высотой 'во всю морду' и мелкими вентиляционными отверстиями на 'щеках'. Маковку шлема украшала посеребрённая фигурка расправляющего крылья орла, размером с мой кулак. Хозяин кельи, как и прежде, сидел за столом, выжидающе глядя на меня.
- Добрый день, Ваше преосвященство! Простите, что отвлекаю от дел...
- Здрав будь, сын мой. С какой нуждой явился?
- Первым делом позвольте в знак почтения к этой обители, давшей мне приют и к Вам с братией, оказавшим поддержку бедному страннику, поднести посильное пожертвование на пользу нашей святой Церкви, а уж потом дозвольте поведать о странном происшествии, свидетелем которого мне случилось быть...
Извлекши из набедренного кармана армейских штанов синий шёлковый свёрток, я с низким поклоном протянул его к аббату на раскрытых ладонях.
Перекрестив подарок, а заодно и дарителя, тот развернул ткань и удивлённо хмыкнул при виде крестика из слоновой кости, мирно соседствующего с венчающим булавку зелёным полумесяцем.
- Благодарю тебя, сын мой, от всей души за щедрый поминок. Сии вещи, несомненно, принесут пользу святой обители. Надеюсь, они добыты праведным трудом?..
- Совершенно верно, Ваше преосвященство, именно праведным физическим трудом я их некогда заработал. Готов поклясться в этом!
- Негоже всуе клясться: верю тебе и без того. Расскажи лучше, о каком это происшествии ты упоминал?
- Ваше преосвященство, я долго думал: стоит ли об этом вообще кому-нибудь говорить, ибо чувствую, что знание это может быть опасно. Но скрывать что-то от святой Церкви - грех, ведь правда?
- Истинно так: Церковь всеведуща, и даже если ты попытаешься что-то скрыть, рано или поздно это станет известно, ибо Господом речено: 'Итак не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях'. А кто мы, грешные, чтобы сомневаться в словах Христа?
- Так вот, Ваше преосвященство: несколько дней назад я ездил по округе в поисках крестьян, которые бы согласились поставлять продукты для моего открывающегося вскоре трактира. В один из дней мне встретился попутчик - бродячий подмастерье и мы продолжили путь вдвоём. Случилось так, что неподалёку двое монгол захватили в плен чешского пана и пытали его. У меня на родине всякому известно, что багатурам возбранено хватать знатных людей, находящихся под защитой царской пайцзы. Тут же творилось явное беззаконие, так ли, Ваше преосвященство?
- Допустим. Но откуда ты знаешь, что пленником был чешский пан, а не какой-нибудь судетский шпион? И отчего полагаешь, что он был под защитой?
- Так ведь сам рассказал...
- Кто? Пленник? Не может такого быть: если уж монголы принялись кого пытать, тот всё равно больше не жилец на свете!
- Так уж вышло, Ваше преосвященство, что допытать толком им не удалось...
- Отчего же это?
- Померли.
Аббат поднялся из-за стола и подошёл вплотную, внимательно вглядываясь в моё лицо.
- Вот как? Какая внезапная смерть... И ты, сыне, вправду думаешь, что я поверю в то, что двое монгольских батуров или даже простых аратов ни с того ни с сего вдруг взяли и скончались?
- Так сами посудите, Ваше преосвященство: неужто можно было дозволять басурманам над христианином злодействовать, тем более - над славянином? Грех ведь.
Ну, мы с попутчиком им и помогли поменьше нагрешить.
- То есть - Шестую заповедь нарушили, выходит?
- 'Возлюби ближнего твоего, как самого себя'. Так нас учит Христос через Святое Писание. А ближние нам - наши братья, а не пришельцы-кочевники, отче! И делайте со мной, что хотите, а я о том, что сделал, не жалею!
Острым взглядом князь-аббат впился в мои глаза. Ну что же, гляделки я с детства люблю, давай, кто кого пересмотрит!
Минуту мы сверлили друг друга очами и я уж решил, что зря решил открыться бенедиктинцу, ошибочно посчитав его противником монгольских захватчиков. Вот сейчас аббат вызовет бородатого телохранителя и прикажет схватить дерзкого убийцу, обнаглевшего без меры и отважившегося нахально явиться к нему прямо в руки... Нет, риск, конечно, дело благородное, но весьма чреватое приключениями 'на нижние девяносто'.
Вдруг отец Гржегош крепко ударил меня культяпкой правой руки по плечу, звонко расхохотавшись:
- Ну, сокол, ну, хрдина! Порадовал старика! Выходит, двумя роштяками-поганами на нашей земле меньше стало! А не врёшь?
- Ей-богу!..
Старый воин жестом велел мне занять стоящий обочь стола чурбак, сам же взгромоздился на край стола, нависнув надо мной подобно утёсу.
- Так как же вы исхитрились их победить? Ведь у тебя и оружия-то приличного не было с собой, это точно известно, и в Жатеце не продаст никто из купцов не горожанину. А уж подмастерье-бродяга тем более меч или копьё с собою не потащит!
- Ножами, Ваше преосвященство. Сперва подобрались со спины почти вплотную, а там уж в рукопашную сошлись. Чингисхановцы и до луков добежать не успели: те у конских сёдел висели, а монголы как раз у костра христианина поджаривали.
Ну, а под конец и сам пан Чернин сумел по силе возможности в бою нам подсобить...
- Кто, говоришь? Пан Чернин? Ну-ка, ну-ка, это который же из Чернинов? Род-то немаленький.
- Простите, Ваше преосвященство, но имени его я не спросил. Назвался же освобождённый пленник паном Чернином из Бржедицкого Градца. Где этот Градец находится - не знаю.
Лицо аббата вновь стало жёстким, а похолодевший взгляд засверкал как прообраз дуговой электросварки.
- Вот как? А чем ты можешь доказать, что то был именно рыцарь Амос Чернин из Бржедицкого Градца?
Вот те здрасьте! Я ещё и доказывать что-то должен? Приплыли, называется: только что поп меня чуть ли не в герои записал, и тут же обратно в гестапо решил поиграть? Ну его на фиг, такое отношение!
- Да откуда я знаю, Амос это был или понос! Я у него документы не проверял! Только вот что он в благодарность за спасение подарил.
Я запустил руку под одежду и вытянул из-за ворота приметный крест с обломанным кончиком.
Сняв гайтан через голову, я вложил подарок градецкого рыцаря в ладонь отца Гржегоша.
