— Смерть, — спокойно сказала она, вытащила из-за пояса у Жаклин кинжал и протянула внуку.
Скай схватил его и понял, что оружие очень старое — темное длинное лезвие истончилось за многие годы, за многие убийства.
— Смерть!
Множество глоток подхватило ее вопль; кричала даже Эмилия, и слезы текли из невидящих глаз. Собравшиеся в круг маццери теперь двигались противосолонь, вновь и вновь повторяя одно слово на высокой пронзительной ноте: они пели voceru, корсиканскую погребальную песнь, текст которой состоял из одного только:
— Смерть! Смерть! Смерть!
Скай глянул на девушку, которая к этому моменту частично восстановила дыхание и теперь широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела снизу вверх на победителя и на оружие, которое тот сжимал в руке. Одновременно она пыталась отползти подальше, спасаясь от неминуемой участи.
— Нет, — всхлипывала она, — пожалуйста, не надо.
Скай перевел взгляд с Жаклин на кинжал и подумал о другом представителе семейства Фарсезе, убитом несколько веков назад, и об использованном тогда оружии. И тут он вспомнил.
«Как удачно, что я захватил его с собой, — подумал Скай. — Тогда с него все началось, а сегодня закончится».
Отбросив кинжал Фарсезе, он вынул из кармана резец из белого кварца.
И не один только Скай наклонился и крепко схватил Жаклин за длинные черные волосы, не один Скай высоко занес зазубренный камень.
Вместе с ним сейчас были многие и многие поколения Маркагги. Поколения же Фарсезе ждали своей участи.
— Смерть! — воскликнул Скай и по диагонали полоснул по горлу последней из рода Фарсезе.
Он почувствовал, как острие вспороло плоть, увидел, как из расширяющейся на глазах красной полоски хлынула кровь. И в этот момент кружащая по поляне толпа издала громкий стон, в котором не различить было отдельных голосов; казалось, стонет одинокий напуганный зверь.
Скаю не требовалось заглядывать ей в глаза. Он знал свою жертву. В другом мире, который некоторые называют реальностью, она теперь помечена. Завтра он увидит Жаклин на улицах Сартена, и она будет выглядеть как самая обычная девушка. Но на самом деле будет уже мертва.
Раздался вой — скорее животный, чем человеческий. Скай услышал знакомый голос, волчий голос, и вспомнил женщину своего рода, которой смерть доставляла наслаждение. Но только когда она была сама собой, потому что, будучи маццери, она наслаждалась жизнью.
— Тца, — прошептал Скай.
Он посмотрел на бьющуюся в агонии Жаклин и вспомнил предсмертные судороги Эмилио. В руке Скай сжимал кварцевый резец, умертвивший обоих Фарсезе. И оружие напомнило юноше, что он принес с собой и кое-что еще. Нечто, принадлежащее другой родовой линии.
Он выронил камень и сунул руку в карман.
— Беркана, — прошептал он, вынимая кругляшок с вырезанным знаком. — Руна искупления.
Скай склонился над дергающимся телом, потянулся к нему и увидел как наяву то, что делала Тца, почувствовал то, что чувствовала тогда она. Прижав руну к ладони, Скай дотронулся до раны кончиками пальцев и медленно повел ими вдоль разреза, соединяя края. И в месте прикосновения страшная рана на глазах зарастала.
Толпа вокруг разом выдохнула.
— Сальваторе! — прошептало множество голосов, в которых смешались изумление и благоговение. — Маццери сальваторе!
Жаклин уставилась на него, в глазах ее застыл смертельный ужас.
— Мир, — повторил Скай некогда сказанное Тиццаной и, добравшись до конца разреза, снова произнес: — Мир.
— Что ты наделал?
Паскалин отделилась от толпы, подбежала, схватила Ская за руку и грубо развернула лицом к себе.
— Ты пощадил ее? Фарсезе?! Нашего врага?!
— Я убил ее, — мягко произнес юноша, поднимаясь на ноги. — Вы все видели это. Отмщение свершилось. Вендетта окончена. Но потом я решил исцелить ее.
Скай убрал бабушкину руку со своей и, не отпуская, посмотрел Паскалин в глаза.
— Это Маркагги начали вражду, бабушка. И только Маркагги могли покончить с ней. Мы должны были искупить свою вину. Но не смертью — жизнью.
Он снова посмотрел вниз: румянец начинал возвращаться на мертвенно-бледные щеки девушки. Рана на горле совсем исчезла, будто ее никогда и не было.
Некоторое время Скай и Жаклин не сводили друг с друга глаз. Затем он кивнул и медленно пошел прочь, но, едва пройдя через круг фигур в черном, бросился бежать — легко и свободно, в полную сверхъестественную силу маццери. Когда же тропу впереди стрелой пересек дикий кабан — глаза его расширились от ужаса, — Скай лишь откинул назад голову и громко рассмеялся.
— Не стоит беспокоиться! — крикнул он. — Охота окончена.
Девушка нашла Ская примерно за час до отбытия. Юноша был слегка расстроен тем, что она не пришла раньше. Хотя, если подумать, он и сам вряд ли бы стал искать встречи с человеком, который перерезал ему горло.
— Уезжаешь? — спросила Жаклин, прислонившись к дверному косяку.
Должно быть, бабушка впустила ее, а затем удалилась. Возможно, Паскалин в конце концов и смирилась с тем, что вендетта окончена, но находиться в одной комнате с Фарсезе… Это было выше ее сил.
— Да.
— Возвращаешься в Англию?
— Нет, не сразу.
Он поднял новенький рюкзак, проверил лямки, понял, что они плохо подогнаны, и принялся их подтягивать.
— Я поживу некоторое время в горах.
Жаклин недоверчиво окинула взглядом его вещи.
— Поживешь в горах? Зимой? Ты сумасшедший?
— Ага, буйнопомешанный. — Скай покрутил пальцем у виска. — Видела бы ты, что мне снится!
Девушка вошла в комнату.
— Интересно, вдруг мы видим одинаковые сны?
— Возможно. Дикие кабаны, перерезанные глотки…
Скай замолк, поняв по выражению лица, что Жаклин не оценила шутку. Девушка присела на софу.
— Что касается той ночи…
Юноша видел, как тяжело ей сформулировать мысль, и подумал, что вряд ли Жаклин было бы проще высказаться по-французски.
— Знаю, — вздохнул он. — Это трудно.
— Compliqué?[33] Ох уже мне эта ваша английская сдержанность! — Она надула губы. — Я хотела убить тебя!
— И ты едва не преуспела.
— И в другой раз я бы убила тебя! Но ты сделал это… Эту вещь, и… — Она запнулась. — Я бы для тебя такого не сделала.
— Может, и сделала бы. Просто ты не знала как.
— Нет, — гневно возразила она. — Не знала. И не знаю. Да и зачем? Я корсиканка, и утраченное искусство маццери сальваторе — часть моего прошлого. Моего! А не твоего, англичанин.
Скай посмотрел на нее, задержал взгляд на волосах цвета воронова крыла, волнами спадающих на плечи, затем — на миловидном смуглом лице, искаженном злостью и разочарованием. Как бы он хотел объяснить все Жаклин! Но как?
