Красные глаза увеличились в их поле зрения, и Регг приготовился.
Лошади отряда стояли на окраине лагеря, опустив головы от дождя и грома. Как могли, они прятались от дождя под тремя клёнами, но многие дрожали от холода. Первый Лучик и Ранняя Зорька заржали, приветствуя Абеляра.
Абеляр зашагал среди лошадей, причмокивая, поглаживая бока и издавая успокаивающие звуки, проверяя сбрую и сёдла. Он снял с них седельные вьюки и другую ненужную поклажу.
Первый Лучик и Ранняя Зорька ступали за ним, когда он обходил лошадей. Оба толкались в него мордами и оглядывались на восток, на бурю, мотая головами. Обе кобылы знали, что во тьме происходила битва.
— Я знаю, — сказал Абеляр, поглаживая их по носу. Как и он, они были рождены, чтобы бороться с тьмой. Как и ему, им было неуютно из-за своего бездействия.
Вскоре он подготовил лошадей к скачке. Он вышел из-под клёнов, посмотрел сначала на Саккорс, потом повернулся к Буре Теней. Оставалось ещё около часа, после чего Буря догонит их. Он вспомнил итог прорицаний Роэна — сам воздух внутри шторма высасывает жизнь из человека, очерняет его дух и воскрешает живой тенью после смерти. Абеляр не мог позволить своим людям, своему сыну, погибнуть вот так.
Он представил, как воины из его войска сражаются с тьмой, умирают и поднимаются снова, чтобы пополнить ряды чёрной армии Кессона Рела. Он боялся, что если шторм догонит беженцев, в тенях, которые придут убить его, он увидит знакомые лица, лица, несущие правосудие и выкрикивающие обвинения.
«Ты должен был пойти с нами, — скажут они. — Ты мог бы всё изменить.»
— Может быть, — прошептал он, проведя ладонью по боку Ранней Зорьки. — Может быть.
Абеляр прошёл в лагерь, заглядывая в каждый фургон, в каждую палатку.
— Мы отправляетмся через час, — говорил он.
В глазах беженцев зажигалась надежда, но он гасил её следующими словами.
— С собой берите только оружие. Придётся прокладывать путь с боем.
Когда он окончил обход лагеря, беженцы уже вышли под дождь. Некоторые всхлипывали, прижимая к себе детей. Другие с решительным видом сжимали мечи. Некоторые несли крестьянскую утварь, которую можно было использовать как оружие: топоры, косы, молоты. При нескольких были охотничьи луки. Другие сделали дубинки из фургонных осей.
Парами и мелкими группами они зашагали сквозь грозу к лошадям. Абеляр шёл вместе с ними, прижимая одной рукой к себе Элдена. Он не мог избавиться от чувства, что ведёт беженцев на эшафот.
Дождь ухудшился. Гром и молнии стали сильнее. Вдалеке угрозой и обещанием парил Саккорс. Лошади ржали и нервно переминались под дождём. Абеляр посадил сына на Раннюю Зорьку.
— Садись, папа, — сказал Элден и похлопал по седлу.
Абеляр коснулся руки сына, но посмотрел на Эндрена.
— Останься с ним, — сказал он, и отец кивнул.
Абеляр зашагал среди беженцев, помогая им садиться на коней и давая короткие советы тем, кто раньше не скакал верхом. Он смотрел в их лица и видел надежду и доверие, которое они испытывали к нему, и знал, что не сможет поехать с Элденом на Ранней Зорьке. В конце концов, он всё-таки должен был оставить сына. От осознания этого у него в животе открылась дыра, зато согрелась душа.
Когда все беженцы расселись по коням, он встал на бревно и повернулся к ним лицом. В темноте сложно было разглядеть их выражения. Абеляр был рад, что не видит их. Он знал, что предстало бы его глазам.
— Не пытайтесь переплыть реку верхом, — сказал он, перекрикивая гром. — Она слишком широкая и быстрая. Мы во весь опор поскачем к Стоунбриджу. Я вас поведу. Шадовар попытаются нас остановить. У них будет сталь и магия.
Он увидел, как мужчины и женщины кивают и расправляют плечи, увидел, как другие поникают и обнимают друг друга.
Он спрыгнул с бревна и пошёл к ним, обратно к Элдену и Эндрену.
— Ты поскачешь с Элденом на Ранней Зорьке, — сказал он отцу.
— Идём, папа, — сказал Элден. — Со мной.
Абеляр сморгнул слёзы, поднял сына с седла и обнял его.
— Я иду. Я поеду на лошади дяди Регга. А ты поскачешь с дедушкой.
Он поцеловал сына в лоб и передал его Эндрену.
— Если доберёшься до моста, отпусти поводья, — сказал он отцу. — Раннюю Зорьку не догонят даже летучие твари Шадовар.
Эндрен кивнул.
— Я видел, как она скачет.
Отец и сын обнялись. Вдвоём они посадили Элдена в седло. Эндрен сел позади мальчика.
— Боишься? — спросил Элдена Абеляр.
Тот покачал головой.
— Нет, папа.
— И я, — ответил Абеляр, поглаживая Зорьку по морде. Он наклонился к кобыле и прошептал ей на ухо:
— Теперь ты — его лошадь.
Она посмотрела на него, заржала, ткнулась носом в его лицо. Он развернулся и прошёл через остальных беженцев к Первому Лучику. Его взгляд все время возвращался к Буре Теней, где сражался и умирал его отряд. Он пожалел, что не может погибнуть вместе с ними.
Он заскочил в седло, впервые за много дней ощутив лёгкость. Он развернул кобылу, достал меч и приготовился отдать приказ о выступлении.
В середине собравшихся беженцев возникла дыра из мрака. Закричали женщины, встали на дыбы лошади, все попятились.
— Шадовар! — крикнул кто-то.
Из тьмы появились Эревис Кейл, Дразек Ривен и третий мужчина, окружённый тенями — Ривален Тантул, предположил Абеляр.
Глаза Ривалена сияли золотым. Глаза Кейла — жёлтым.
6 найтала, год Грозовых Штормов
Когда беженцы опознали троих новоприбывших, по их рядам пробежал обнадёженный шёпот.
— Жрец Маска.
— Эревис Кейл вернулся.
Никто не слез с коня, никто не закричал от радости, никто не подошёл к Кейлу и его спутникам. Они сидели в сёдлах, настороженно глядя на Кейла, как будто резкие движения могли заставить его вернуться туда, откуда он пришёл. Беженцев и их предполагаемых спасителей разделяло пустое пространство.
— Эревис, — сказал Абеляр и соскользнул с Первого Лучика.
— Тёмные люди вернулись, — сказал Элден, когда Абеляр прошёл мимо.
— Всё в порядке, — ответил Абеляр, протянув руку, чтобы погладить сына. Он протиснулся между лошадей и вошёл в пустой круг, где стояли Кейл, Ривен и Ривален.
Вблизи он заметил, что в Эревисе что-то изменилось. Жрец Маска казался более настоящим, более вещественным, как будто мир был просто картиной, а он — тем, кто её рассматривает. Абеляр остановился, не став обнимать Кейла и Ривена. Беженцы зашептались.
— С тобой что-то произошло, — сказал Абеляр.
