Он принял решение, кивнул сам себе и активировал кольцо.
Ривален, когда Кессон Рел будет мёртв, божественная сила из него потечёт в пустой сосуд, в преёмника Кессона, Избранного Маска, который испил из чаши. Вот последовательность заклинаний, которые ты должен сотворить, используя чашу как фокус, чтобы забрать эссенцию себе.
Он перечислил несколько магических формул и печатей.
Спасибо, Бреннус, отозвался Ривален. Ты хорошо поработал.
Бреннус оборвал действие кольца. Тьма вокруг него сгустилась.
Он только что убил брата. Заклинания, которые он перечислил брату, не захватят для него божественную силу Кессона. Они заставят эту силу поглотить Ривалена.
Он положил локти на стол и спрятал лицо в ладонях. Бреннус не знал, сколько так просидел, пока рывок за плащ не заставил его поднять взгляд.
Его гомункулы сидели на столе рядом с ним, наморщив лбы от волнения.
— Хозяин грустит? — спросил один.
Бреннус вздохнул, выпрямился. Тьма висела вокруг него саваном.
— Нет.
Оба гомункула улыбнулись и протянули руки.
— Тогда сладость!
Бреннус устало улыбнулся, достал из плаща пару конфет и отдал своим творениям. Гомункулы радостно взвизгнули и с аппетитом начали есть.
Мать засмеялась бы. «Ну и семейка у тебя тут, Бреннус», сказала бы она.
Действительно, ну и семейка.
Сила потекла в Кейла, пронзила его насквозь, опустошила его изнутри. В мгновение ока он утратил остатки человечности и стал оболочкой, воплощением храма на краю ничто, целым, но пустым.
И точно так же стал разваливаться на части.
Он уронил чашу и упал на колени. Его крик слился с воем ветра и стонами призраков. Дыра зияла в нём, пустота, которая требовала быть наполненной. В голове всё завертелось. Путанные мысли метались в сознании.
Он попытался заставить свой разум осознать произошедшее, происходящее. В чаше содержалась не божественность. Там было откровение, осознание, возможность божественности, притаившаяся в молчании человеческой души. Но эта возможность была такой большой, такой всепоглощающей, что смертное существо, осознавшее её, не могло долго удерживать в себе эту истину и попросту рассеивалось.
Если не смогло охватить разумом её потенциал.
Тени бурлили вокруг него, яростные конечности мрака, хлеставшие окружающий мир. Он запрокинул голову в новом крике и увидел, что купол здания обрушился не полностью. Небольшой участок остался нетронутым — изображение Шар, госпожи потерь, смотрело на него.
Его крик умер. Его человечность умерла. И рядом был Ривен.
— Ты в порядке?
Кейл уцепился за Ривена и помотал головой.
— Нет.
— Что произошло?
— Я ничего не получил, — сказал Кейл. — Оно просто… подготовило меня к получению силы.
Ривен выругался и оглянулся на Ривалена.
— Это совсем не оружие!
Он начал подниматься, положив ладонь на рукоять сабли.
Кейл остановил руку Ривена, помотал головой.
— Это не его вина.
Ривален шагнул вперёд — лоб нахмурен, глаза горят.
— Что ты чувствуешь?
— Пустоту, — ответил Кейл и встал, оперевшись на Ривена. Он чувствовал себя тяжёлым, плотным, придавленным тем, во что мог превратиться.
— Мы должны добраться до Кессона. Мы сможем отделить от него божественность, забрать её обратно.
— Но для этого нам нужно его убить, — ответил Ривен. — Мы уже встречались с ним. Ты видел…
— Тогда с вами не было меня, — напомнил Ривален.
— А ты ещё кто такой, напомни? — огрызнулся Ривен.
— Нужно найти способ, — сказал Кейл. — Если мы не сможем убить его, и быстро, это убьёт меня.
Ривен снова выругался.
— Саэрбцы перейдут реку, — сказал Кейл Ривалену. — Теперь мы должны тебе помочь. Нет необходимости в заложниках. Отпусти их.
Храм сотрясла новая дрожь. Дальняя стена треснула, посыпалась, обрушилась.
— Отпусти их, — повторил Кейл.
Ривален пристально посмотрел на него, кивнул, и сквозь стены, через рухнувший купол хлынули призраки, все дое единого с вытянутыми руки, их полупрозрачные лица — искажены отчаянием.
Кейл понимал их язык и читал по губам.
Помоги нам, говорили они, но слова выходили наружу лишь стонами.
— Я не могу, — ответил Кейл. Они были мертвы вместе со своим миром.
Ривален схватил чашу, шепнул слово, и чаша исчезла в его ладони. Он потянулся и стал собирать вокруг них тени.
Храм снова затрясся, кусок купола с изображением Шар отвалился и полетел вниз, прямо на Кейла. Шар должна была раздавить его.
Тьма сгустилась, и Кейл почувствовал рывок при переходе между мирами.
Они возникли в глубине Бури Теней, на берегу озера Веладон.
Шторм обрушился на беженцев. Абеляр решил считать, что Регг и остальной отряд задержали Бурю, что их жертва дала беженцам перерыв. Он долго смотрел во тьму, пытаясь одной лишь силой воли пронзить её завесу. Он искал любые признаки своих людей — вспышку света, далёкий зов трубы Трева — но видел лишь шторм, слышал только дождь и гром.
Странное чувство овладело им. Он чувствовал себя растерянным, чуждым самому себе, как будто кто-то другой поселился в его теле. Никогда прежде он не отступал, когда надвигалась тьма.
Но выбора не было. Его первоочерёдной заботой была безопасность Элдена.
— Я должен жить с самим собой.
Будто в насмешку над его словами ударил раскат грома.
Он развернулся и посмотрел на юг, в сторону Стоунбриджа. В воздухе плыл Саккорс, тёмный, зловещий, едва заметный в дожде и мраке. В пропитанном тенью воздухе вокруг города по трое и по четверо летали крупные крылатые создания, их наездники-шадовар наклонялись в сёдлах, ища на земле внизу любые признаки беженцев, пытающихся пересечь реку или прокрасться по мосту.
Никто не пытался. Беженцы собрались в своих фургонах, повозках и палатках, ожидая свою судьбу. Молнии озаряли небо и постоянный, голодный грохот грома колотил по лагерю, подрывая дух людей.
Абеляр прекратил жалеть себя и стал обходить беженцев, заглядывая в палатки, в повозки, пытаясь приободрить людей. В их усталых глазах он опять и опять видел, что люди начали сдаваться. Оставалось мало времени, и они это знали. Воздух пропитался страхом. С каждым вздохом они вбирали его в себя.
— Тьма позади и тьма впереди, — сказала пожилая женщина, кутавшаяся в шерстяное одеяло на заду фургона. Она была бледной от лихорадки и страха. — Что мы будем делать, Абеляр?
— Держаться, — сказал Абеляр. Им больше ничего не оставалось, по крайней мере сейчас. Это слово стало заклинанием, которое Абеляр повторял каждому, хотя и знал, что магии в нём никакой нет.
