— Потрясающие ребята. — Квентин не слышал, как подошла Поппи. — Ты тоже так умеешь?
— Шутишь, что ли? — Она не шутила. — Где уж мне. Тот, что постарше, лучший в Филлори боец — мы конкурс устраивали.
— Для меня все еще как в кино — не верится, что это реально. Ух ты! — Бингл проделал один из своих приемчиков с кувырком через голову. — Боже. Я думала, он за борт выпадет сейчас.
— Неудивительно. Я собирался брать у него уроки.
— Что же тебе помешало?
— Попал нечаянно обратно в реальный мир. Там всего три дня прошло, а здесь год.
— Теперь я понимаю, почему тебе так хотелось вернуться. Здесь очень красиво — извини за насмешки.
Квентин думал, что Поппи будет несчастна — ее как-никак силой вырвали из привычной среды вопреки всем принципам, в которые она верила. Первые полсуток она действительно дулась, но к завтраку вышла с новым зарядом бодрости: темперамент просто не позволял ей дуться подолгу. Раз ее перенесли в волшебный мир, который она еще недавно считала вымыслом, надо как-то приспосабливаться к нему. Поппи не так легко выбить из колеи.
— Вечером я говорила с другим, с Бенедиктом. Он большой твой фанат.
— Кто, Бенедикт?!
— Не замечаешь, как он сияет, когда ты на него смотришь? Из кожи вон лезет, чтобы тебя впечатлить. Он видит в тебе отца.
Квентин ничего такого не замечал. Как Поппи умудрилась с ходу это просечь?
— Если честно, я всегда думал, что он меня не выносит.
— Простить себе не может, что не ушел на Землю вместе с тобой.
— Ладно тебе. Пропустить все здешние приключения?
Голубой взгляд Поппи, оторвавшись от бойцов, приклеился к Квентину.
— А то, что было с тобой на Земле, не приключение разве?
Квентин открыл было рот, но не нашелся с ответом.
Сушу они увидели только через пять дней. Квентин, Элиот, Джош и Поппи завтракали на свежем воздухе. Эту практику завел Элиот: стол ставили на полуюте и пришпиливали к нему, чтобы не сдуло, белоснежную скатерть. Новой традиции он придерживался в любую погоду — даже в шквал сидел там один и жевал тост с мармеладом, на который, похоже, опрокинулась соль. Дело принципа.
Сегодня погода снова стояла почти как в тропиках. Небо накрывало их чистейшим голубым куполом, солнце отражалось от столового серебра. Сама еда, как в любом долгом плавании, была так себе — галеты и солонина, где соли больше, чем мяса. Картину скрашивал только джем, и Квентин налегал на него.
— Вот в чем, значит, заключается квест? — сказал он. — Идем на восток, пока на что-нибудь не наткнемся?
— Если у тебя нет идеи получше, — ответил Элиот.
— Нет, ничего такого. Напомни мне: почему мы думаем, что это сработает?
— Потому что всегда срабатывает. Не стану притворяться, что понимаю механику этого дела, но мораль, похоже, в том, что детективные методы тут не действуют. Если будешь стучаться во все двери и спрашивать, не найдешь ни ключ, ни Грааль, ни что бы то ни было. Главное — вести себя правильно.
— Правильно — это как?
— Без понятия, — пожал плечами Элиот. — Верить, думаю, надо.
— Я как-то плохо представляю тебя в роли верующего.
— Я тоже, но пока что это работало, ведь пять ключей мы нашли. С результатом не поспоришь.
— Не поспоришь, только это еще не вера.
— Почему ты всегда пытаешься все испортить?
— Я не пытаюсь, просто хочу понять.
— Когда веришь, понимания не требуется.
— А зачем вообще тебе эти ключи? — невинно спросила Поппи. — То есть всем нам?
— Вот именно, зачем? — вставил Джош. — Ну звучит, конечно, круто, не спорю: семь золотых ключей. Можно их посмотреть-то?
— Мы не знаем точно, зачем, — сказал Элиот. — Этого хотят волшебные звери.
— Ну, найдем мы их, а потом что с ними делать? — не унималась Поппи.
— Звери, думаю, скажут. Или мы сами поймем, когда получим все семь. Или звери просто возьмут их и погладят нас по головке. Не знаю. Это мой первый квест.
— То есть цель путешествия в самом путешествии? — уточнил Джош. — Терпеть я этого не могу. Я человек старомодный, обозначьте мне цель.
— Государство в опасности — так они мне сказали, — напомнил Элиот. — Ничего добавить к этому не могу. Для чего, например, святой Грааль нужен?
— Я всем рассказал, что Нигделандия накрылась, ведь так? — сказал Джош.
— Думаешь, это как-то связано? — поинтересовался Квентин.
— Может, и да, — Джош взялся за подбородок, — вот только как?
— Нигделандия разрушена, — подытожил Квентин. — Джоллиби погиб. Государство в опасности. Семь золотых ключей. Дракон собирает пуговицы. Все это звенья одной цепи, но связь от меня ускользает.
Может, оно и к лучшему, что ускользает. Не больно охота дергать за эту цепь.
И тут сверху прокричали, что впереди виден остров.
Лодка почти бесшумно ткнулась в белый сырой песок. Квентин спрыгнул, пока она еще двигалась, и приземлился, не замочив ног, за что его наградили аплодисментами.
Пока он подтягивал шлюпку за фалинь, все прочие — Элиот, Джош, Поппи, Джулия, Бингл и Бенедикт — вылезали из нее с обеих сторон. Странно было очутиться снова на твердой земле.
— Тоже мне команда, — ворчал Джош, бредя по песку. — Ни одной красной майки.[45]
Издали остров выглядел очень красиво. Меловые скалы расступались, образуя маленькую бухту с белым пляжем, пышные деревья на голубом небе как из нефрита вырезали. Рай для отпускников.
На берег они высадились во второй половине дня. Чистый песок словно просеяли через сито. Квентин залез на первую дюну посмотреть, что там дальше — это было как в детстве, когда его вывозили на море. За дюной открылись другие дюны, за ними луг, за ним росли те деревья, за ними один Эмбер ведает что. Красиво, в общем.
— Годится, — сказал Квентин. — Пошли исследовать.
Сначала, однако, следовало заняться более прозаическими делами. Квентин и трое других не так давно прибыли из Венеции, но команда уже недели три не видела суши. Люди выходили на берег по двое и трое, прыгая в море прямо с «Мунтжака». Дав им насладиться, Элиот собирал их в группы и посылал за пресной водой, за топливом для костров и деревом для рангоута, за фруктами и за дичью. Требовалось также разбить палатки.
— Повезло нам, — сказал он, распределив работы. — Остров, похоже, не маленький.
— Он просто чудесный! — воскликнула Поппи. — Здесь живет кто-нибудь?
— Не знаю. До Белого Шпиля отсюда два месяца напрямик — не слышал, чтобы кто-то забирался так далеко. Может, сюда вообще не ступала нога человека.
— А не хочешь ли ты… — сказал Квентин.
