— Мне запретили покидать дворец. А опекунша написала Тамеанам, чтобы они приехали и забрали подальше от позора свою оскандалившуюся дочь. Как видите, мне не удалось скрыть свое отсутствие, когда я не могла вернуться во дворец две ночи кряду. Подробнее я написала Эреолу, и мне срочно нужна помощь. И нужно, чтобы кто-нибудь как можно быстрее передал ему письмо, потому что Тамеаны будут здесь завтра к вечеру.
— Так это ты была той фрейлиной, которую разыскивали! — охнула София. — Как это я не догадалась…
Итилеан кивнул, и губы его дрогнули в сдерживаемой усмешке. Еще бы. Ситуация просто смехотворная — будущая королева в полной власти склочных старух и девчонок-сплетниц, которые вовсю судачат о загубленной репутации и предстоящей судьбе старой девы. Элейн прекрасно понимала, как все это выглядит со стороны.
Ладно. Если у Итилеана идиотское чувство юмора, он может смеяться, сколько угодно. Главное, чтобы сделал то, о чем просят. Или не мешал Софии.
Однако его ответ был неожиданным:
— Они еще не выехали?
— Тамеаны? Нет, Аверия говорила, что выедут завтра. Какая разница, главное…
— Тогда можно отсрочить их прибытие на неопределенный срок, — перебил Итилеан. — Завтра с утра мы перекроем въезды в Кадмар, официальная причина — наплыв беглых каторжников и борьба с ними. Все равно рано или поздно въезды перекрыли бы. Тамеанов не пустят в город, вас — не выпустят, а каторжники все равно найдут способ сюда проникнуть. А потом, согласно нашему плану, они станут только наращивать свою активность, так что об открытии городских ворот и речи не будет. Ну а после, если все пойдет гладко, вы уже сможете забыть о Тамеанах… впрочем, если нет — тоже. Идет?
Он мог бы и не спрашивать. Уже после слов "перекроем въезды" Элейн как наяву почувствовала невесомую волну облегчения. Тамеаны были законопослушными гражданами, гордились своей репутацией, титулом баронов — до смешного низким, если равняться на придворную знать, но все же титулом, — и никогда бы не сделали ничего, что могло эту репутацию подпортить. Вывезти опозорившуюся дочь из королевского дворца тайно? Чтобы потом, когда она не явится на дежурство, это раскрылось? Привлечь еще больше внимания к своему позору и еще сильнее раздуть скандал? Нет, на это они не пойдут. Идеальное решение.
— Конечно. Спасибо, — сказала Элейн. — Я ваша должница, Итилеан.
— Все долги и обязательства уже зафиксированы на клятвенном вадрите, — то ли согласился, то ли отмахнулся он. — С завтрашнего утра Кадмар перейдет на осадное положение.
— Подождите, — вдруг встрепенулась Элейн. — Если это может навлечь на вас какие-то подозрения, то…
— Нет. Командование уже думало о закрытии города. Жаль, что вы больше не выпускаете "Листок", - неожиданно усмехнулся Итилеан. — Все эти генералы, командиры кадмарских полков и непререкаемые авторитеты в военном деле… вышло бы весьма яркое описание того, как жалко они выглядят теперь, когда поняли, что не способны справиться с наплывом каторжников. Не говоря уже о массовых побегах. Верхушка армии и жандармерии в панике, и радикальным мерам вроде перекрытия дорог никто не удивится.
Элейн кивнула. Действительно, все закономерно. У армии было десять лет, чтобы нарастить мощь и прослыть боевой машиной, но эта мощь оказалась внешней. Внутри же скрывалась мягкая подгнившая суть. Десять лет без серьезных вызовов не проходят бесследно ни для одной армии. И сказываются прежде всего на командовании…
— Передайте это Эреолу, будьте добры, — сказала она напоследок, сунула Итилеану свернутый лист и, не оглядываясь, покинула штаб-квартиру. Проблема разрешилась легко, а помощь пришла с неожиданной стороны. Даже странно — когда Элейн в последний раз говорила с Итилеаном, тот был настроен откровенно враждебно. Хотя… Оно и понятно. Гарантии для Софии, времяпровождение с Софией… Просто начальник гарнизона влюблен в Софию, вот и разгадка его странного поведения. А помогать Элейн он после клятвы на вадрите обязан.
Она усмехнулась про себя. Клятва была правильной идеей. Магические узы держат крепче, чем узы привязанности, влюбленности и еще чего угодно. Магические и юридические. Сила и закон. И еще холодный расчет.
Остальное — удел тех, кому не предстоит править страной. Удел… или привилегия.
* * *
Элейн даже не подозревала, какой скандал вызовет ее побег к Эреолу. И теперь, оказавшись в эпицентре сплетен, могла только поражаться, до чего же при дворе интересуются тем, что совершенно не касается повального большинства сплетников.
До сих пор она пользовалась определенной свободой. Пока одни фрейлины дежурили при королеве, другие были предоставлены сами себе. Никто не следил за ними, как за малыми детьми. Да и в Кадмар ходить не воспрещалось — только не в одиночку. Но и в одиночку Элейн вполне удавалось ускользать незамеченной… А вот проведенные в Кадмаре ночи стали той ошибкой, которую двор не намерен был прощать.
Раньше — в любое другое время, еще дней десять назад, когда обстановка не была такой напряженной и воплощение планов захвата власти не продвинулось дальше выпуска провокационных листовок, — она могла бы только повеселиться. Не приходить же в ужас, в самом-то деле, когда тебя в открытую называют падшей и лицемерно-сочувственно сокрушаются по поводу загубленной судьбы. Оказалось, что отсутствие в спальне фрейлин две ночи подряд было истолковано придворными совершенно однозначно. Как побег к любовнику. Причем неудачный, потому что некоторые знакомые вполголоса сочувствовали Элейн только из-за того, что она не успела вовремя вернуться. Все это вместе напоминало глупый фарс. Такое количество взрослых людей просто не могло на полном серьезе воспринимать ночевку незамужней девушки в Кадмаре как конец ее репутации. Глупость. Балаган. Или она недостаточно знала двор, и так было всегда?..
По крайней мере у Эреола с реваншистами все шло по плану. Утешившись этой мыслью, Элейн изобразила раскаяние и покорность и решила выжать из своего положения как можно больше пользы. Раньше у нее не было времени проследить за Кервелином и понаблюдать за магическими аномалиями — теперь возможностей стало чуть больше.
Л'Аррадон вел себя спокойно и чинно. Теперь он постоянно сопровождал короля, куда бы тот ни шел. Пропали ставшие знаменитыми вспышки ярости колдуна, и сам он заметно притих и осунулся. Даже побледнел. Вид у него был изможденный. Между тем было неясно, что его так измотало — изъеденные разрушением залы в центре замка так и не восстановили, а вадриты использовались, как и прежде. Оставалось только догадываться, куда утекает его энергия.
