Волкан заговорил с Дагом на русском наречии. Даг отвечал, старательно вспоминая слова. Наконец, он решился.
— Я вспомнил тебя, — сказал он по — русски Волкану. — Ты спас меня в Бирке. Когда дрались жеребцы. Я еще тогда видел твой коготь. Меня хотели убить, они думали, что я колдун.
— А ты колдун? — улыбнулся в усы русич.
— Нет. Но я верю, что мой отец здесь.
— Что ты хочешь?
— Стать одним из вас.
— Ты уже давал клятву Харальду и сбежал от него Разве можно тебе верить?
— Эй, о чем вы там чирикаете? — У Буи лопнуло терпение. — Говорите на нормальном языке!
— Я уже встречал его, давно, — подтвердил Волкан. — Я говорил о нем Сигвальди, но ярл не поверил. Тогда мы плыли на север по важному делу, и Сигвальди сказал, что нам некогда проверять.
— Что же нам теперь делать? — осведомился Юхо.
— До завтра молчать, — посоветовал Волкан. — Нам нужен совет Сигвальди, он умный.
— Тебя покормят. Дадут поспать. Потом тебя отведут к тулам, — отрубил Буи, и было непонятно, милость это или приговор. — Если все это правда, то кому — то завтра будет жарко.
Северянин наелся до отвала и рухнул на шкуре, там, где указал Волкан. В каморке, где его заперли, жарко топилась печь, в очаге главного зала поддерживали огонь, но весь экипаж находился в викинге. Даг хотел о многом спросить, но сон оказался сильнее.
Сон оказался слишком сильным даже тогда, когда метка на голове задергалась от страшного предчувствия. Даг с трудом разлепил веки, увидел над собой склонившуюся фигуру в капюшоне, ощутил острый укол в грудь.
Он успел истошно закричать. И кричал, пока мрак не поглотил его.
Глава двадцать шестая,
в которой коготь и волчья метка обретают смысл
Северянин катился по жерлу раскаленного колодца и не мог ни за что ухватиться руками. Падение все ускорялось, дышать стало совсем нечем, ему казалось, что вместо воздуха в легкие попадает сухой огонь. Скользкие камни обжигали ладони, и не было ни малейшей возможности замедлить падение. Где — то наверху, в недосягаемой вышине, он видел кусочек прохладного неба, в небе мерцала звездочка, звала к себе. Небо означало спасение, но тело стало слишком тяжелым, а слева в груди поселился зубастый червяк. Парень снова видел глаза, угрюмые, горящие враждебным огнем. Он почти забыл про свои видения детских лет, но прежний кошмар настиг его. Падение все ускорялось. И вдруг…
— Клянусь копьем Гримнира, — прогремел чей — то бас. — я уже однажды потерял сына и не хочу потерять его снова! Несите его в башню к тулам! И передайте — я скормлю их чайкам, если не спасут его!
Даг очнулся от дикой, сосущей боли в подреберье. Первое, что он увидел, открыв глаза, — кости. Дочиста обглоданные человеческие кости, принадлежащие детским скелетам. Он кое — как скосил глаза вправо и убедился, что лежит рядом с недавно разложившимся скелетом ребенка лет восьми. Такой же скелет, только аккуратно собранный и увешанный амулетами, покоился справа. В помещении с низким закопченным потолком стоял невыносимый смрад, но Даг скоро перестал его замечать. Ноги и руки его были связаны, а на голом животе ворочалось вонючее создание, безногая седая женщина с бородой, вся в бородавках и лишаях. В первый миг Даг решил, что уже умер, и, поскольку погиб не в честной битве, находится на самом дне ада, в плену у великанши Хель, и мучают его вечные порождения бездны.
— Лежи тихо и не дергайся! — Чьи — то прохладные ладони подложили под затылок волосяную подушку, дабы пленник не убил себя о камни. Потом зрение ослабло, Даг видел лишь колыхание огней и рогатые головы чертей, жадно склонившиеся над ним.
Сколько времени прошло, он не знал. Но падение в колодец прекратилось. Саднило связанные кисти и щиколотки. Очевидно, он дергался сильно, раз так крепко связали. Противная бородатая женщина никуда не делась. Она разрезала ему кожу на груди, с чавканьем отсасывала кровь, сплевывала на сторону, а затем приложила к ране добела раскаленный прут. Даг от боли потерял сознание, очнулся от ведра ледяной воды, выплеснутой в лицо.
И сразу догадался, что находится в башне, причем не на вершине, а глубоко под землей. Мучители преисподней оказались младшими тулами, наряженными в рогатые шлемы. Они хором пели и подбрасывали травы в котел. Бородатая женщина присыпала ожог пеплом и отползла в сторону.
— Все, что предопределено асами, непременно сбывается, — сказал кто — то невидимый. — Он убил свою мать, как предсказывали тулы…
— Так это мой сын или нет? — зарокотал знакомый бас. — Ведь по вашему наущенью я бросил его в море!
— Верховный тул умер, — торопливо напомнила бородатая каракатица. — Это все он, мы лишь гадатели…
— Развяжите его!
Сверкнули ножи. Дага подняли и переложили на мягкое. Рядом сел кто — то огромный, опустил прохладную ладонь на лоб. Золотые перстни на пальцах оцарапали кожу. Большой человек вздрагивал. Собравшись в кучку, жрецы ждали развязки.
— Знаешь, кто я? — спросил богатырь. Северянину хватило одного взгляда на лицо собеседника, чтобы увидеть в нем себя. Как в зеркале.
— Ты… ярл Пальнатоки, — выдавил он, не смея произнести главное.
— Токи, твоя наложница умерла в родах, — бесстрашно напомнил жрец.
— Это мой сын, — упрямо повторил хозяин Йомсбурга. — Я признаю его вторично, на Совете дружин. А теперь, парень, лежи тихо. Тебя укусила змея, но мы уже вырвали ее жало. И я еще разберусь, кто подослал этих ублюдков.
— Его хотели убить тихо, — подсказал кто — то. По голосу Даг узнал форинга Волкана. — Хвала Фрейру — защитнику, мы успели вовремя.
— Убить тихо, — как эхо, повторил ярл. — Убийство в Йомсбурге, этого мы не простим никому, все слышали?!
Даг скосил глаза и увидел то, что недавно было его врагом. Он узнал лицо человека, который охотился за ним. Хотя узнать было непросто. Голый мужчина висел на дыбе, весь в крови, лишенный глаз и ушей. Неподалеку, на крюке, вмурованном в стену, болтался еще один…
В очередной раз Даг проснулся совсем в другом месте На месте ожога крепилась липкая повязка, пропитанная мазью. Он удобно полусидел в чистой постели, на настоящем, чистом льняном белье. В окно било солнце. Девушка в простой одежде поила его травяным настоем. Дверь скрипнула, вошел Токи. Девушка поклонилась и бесшумно исчезла. При свете дня Даг смог лучше рассмотреть отца. Суровые губы, твердый подбородок, брови и борода, подпаленные сединой, жесткая осанка — все выдавало властную непреклонную натуру. Даг мог бы выглядеть так лет через пятнадцать. Лишь глаза у ярла были иные, совсем иные, и он первый об этом сказал.
