– Но ошибся, ты хочешь сказать?
И вновь я почувствовал, как неудержимо краснею. И вновь отстранение, странно глухим голосом:
– Это не она. Не Этайн.
– Не Этайн – что?
О Всеблагие! Если бы глаза и уши мои не утверждали, что напротив меня сейчас сидит, небрежно закинув ногу на ногу, облокотясь на стол и явно надо мной издеваясь, Лаурик Искусный, то я…
Слова хлынули из меня полноводной рекой. Пересказывая события последнего полугода – те, свидетелем которых я был, те, о которых слышал от других очевидцев, и даже те, о которых лишь догадывался, – я неотрывно глядел на хозяина дома. На что я надеялся и чего ждал, знают лишь Четыре. Лицо его ни на мгновение не изменилось, не моргая, всё так же пристально глядели глаза.
Наконец я закончил и перевел дыхание.
– М-да, – протянул Лаурик. – История… Ответь мне честно, Бранн, – ты ее любишь?
Мое горло спазматически сжалось.
– Я… Я не смею…
– Не смеешь, но любишь?
Какой ответ он ждал от меня? Да нужно ли было что-нибудь отвечать?
– Встань.
Погруженный в свои думы, я машинально выполнил приказ.
– А теперь поклянись. Пред лицом Тех, Кто всё видит и дышит, Тех, Кому все мы служим от рождения до самой смерти, поклянись, что без моего дозволения ты никому – ни живой, ни мертвый – не расскажешь того, что сейчас услышишь.
Внезапно пересохшими губами я выговорил слова клятвы. Мудрый удовлетворенно кивнул:
– Теперь сядь и слушай. Я не знаю, кто являлся Ард-Ри во сне той ночью.
Ноги, казалось, подломились сами собой, как будто неизвестный враг подкрался со спины и полоснул по сухожилиям под коленями. Кулем с мукой я рухнул обратно на лавку, задыхаясь, как вытащенный на берег лосось. В висках кузнечным молотом грохотало: «Не знает! Не он! Невиновна!»
Лаурик покачал головой и пододвинул ко мне серебряную чашу на высокой ножке. Не разбирая вкуса питья, давясь, я осушил половину, а другую пролил на грудь и на стол.
– Да, не знаю, – задумчиво повторил через какое-то время Мудрый. – Но это не значит, что Этайн и впрямь невиновна.
– Как? – вырвалось у меня. – Но ты только что сказал…
– Нет. Это ты только что сказал. А я внимательно тебя слушал и теперь попытаюсь подытожить.
Неизвестный с моим именем и моим обликом является во сне к Ард-Ри и предупреждает его о предательстве жены. Ард-Ри скачет в указанное место и находит там людей Илбрека. Что они там делали? Ведь приказ Луатлава был ясен: вся свита Лоннансклеха вместе со своим господином должна покинуть владения Ард-Ри. На следующий день он бросает обвинение Этайн, и та не может ничего ответить. Почему? Не потому ли, что оно было справедливо? И наконец, той же ночью происходит похищение взятой под стражу правительницы и ее сводной сестры, во время которого гибнет твой отец – человек, бесконечно преданный Ард-Ри; его побратим и личный советник. Если это заговор, то удар был нанесен мастерски.
Я со стоном обхватил голову руками. Спокойный, размеренный голос Лаурика, его беспощадные, логичные слова были острее копейных жал. Что я, молодой глупый воин, мог возразить на это?
Я и молчал. Ответ нашел сам Мудрый:
– С другой стороны, – начал он, постукивая костяшками пальцев по своему колену, – тут есть ряд неувязок.
Во-первых, молчание Этайн в ответ на обвинение можно истолковать вовсе не как признание вины, а напротив – как скорбь и гнев. Представь сам: человек, которого ты любишь и который совсем недавно любил тебя, бросает тебе такое в лицо, да еще и не сам лично, а посылает другого, пусть даже и своего побратима.
Во-вторых, исчезновение Ниам. Всем известно, что она давно и безнадежно любит Илбрека. Всем известно, что Илбрек давно и безнадежно любит Этайн. И лишь из-за ее личной просьбы и просьбы Ард-Ри согласился он жениться на сводной сестре правительницы. Но после твоего поединка с его сыном и того, что случилось после, Лоннансклех, разумеется, ни о какой свадьбе и слушать не желал. Как ты считаешь, стала бы Ниам помогать другой женщине – пусть и сводной сестре – отобрать у нее жениха? Или же вновь мириться со своим подчинительным положением? Быть любовницей, согревающей ложе господина лишь изредка, от случая к случаю? И смирилась бы с этим сама Этайн, гордая правительница и дочь правительниц, кровь от крови Сильвеста Кеда?
И наконец, в-третьих. Тот, кто назвался моим именем, предупредил, что через пару ночей он сам прибудет в Ардкерр на суд. Но я-то лишь сегодня утром вернулся из другого Предела и не собирался вновь покидать дом, пока не решу всех дел, накопившихся в мое отсутствие. С этой точки зрения Этайн, если она действительно невиновна, гораздо выгоднее дождаться меня… ну, или того, кто обещал прибыть, чтобы он снял с нее обвинение. Побег же, напротив, лишний раз подтверждает виновность. Кроме того, твой отец. Человек, всегда относившийся к ней с большим уважением и любовью, как к младшей сестре. Неужели обязательно было убивать его? Лично я вижу только одно объяснение этой смерти – Гуайре видел или слышал то, что не позволило оставить его в живых? Но вот что?…
– А как же люди Илбрека, которых настиг Ард-Ри, – осмелел я. – За кем тогда приходили они?
– Например… Например, за тобой…
Голова. Правитель
Майра во сне дышала чуть слышно, как ребенок. Когда я потянулся, заложив руки за голову, меховое одеяло сползло с нее, обнажив плечо и чуть-чуть – высокую грудь. Не просыпаясь, девушка пробормотала что-то ласковое (я против воли улыбнулся), натянула одеяло обратно, до самого подбородка, и уткнулась в меня носом. Впрочем, я нисколько не сомневался – стоит мне отвлечься на мгновение, прикоснуться к ее шелковистой коже чуть по-другому, и она… Ладно, хватит на сегодня утех плоти. Хотя и ходят слухи (правдивые, кстати), что неутомимый я копейщик, но сейчас не до того. Думу думать пора, и думу невеселую. Не сходится у меня что-то в этой ссоре между Ард-Ри и Илбреком, ой как не сходится. Впрочем, почему «что-то»? Нетрудно сказать – Лаурик Мудрый не сходится, да простят меня Они за столь непочтительный отзыв об Их Устах.
Фрэнк был прав, ему мы с отцом рассказали не всё. И вовсе не потому, что не доверяли. Просто бывают в жизни правителя ситуации, когда он и сам себе не доверяет до конца…
Был поздний вечер, когда так приятно вытянуть к огню ноги, попивая золотистый мед. Пить и лишь поплевывать презрительно на дождь и ветер, устроивших за стенами залы изрядную свистопляску.
Ужин был отменным, мед – дозревшим, но не перебродившим, мы с отцом сыграли три захватывающие партии в фидхелл, и – небывалое! – я выиграл дважды, а стоит мне хлопнуть в ладоши – и появится какая-нибудь красотка, готовая согреть ложе господина.
