- Ты что, местный немец наверное?
Скопив на спекуляции какую-то сумму денег, я восемьсот марок отдал дяде Саше. Это были мои первые деньги, которые я заработал самостоятельно, потому подробности запомнил на всю свою жизнь. Он деньги вначале не брал. Потом сделал предложение. Купить на эти деньги свинью, и у нас на всю зиму будет мясо. Так мы и сделали. Съездили на телеге в деревню, купили то, что нам было надо и всю зиму, вплоть до прихода советов, ни в чем не нуждались.
Во время сбора винограда, на базаре он был очень дешевым. Все жители брали его килограмм по триста, по пятьсот и больше, смотря по потребности. Делали сухое виноградное вино. Пили сами и еще продавали. Мы сделали вина большую бочку литров на двести, или еще больше. В Молдавии вино пьют все. Но я не видел, чтобы кто-либо из местных жителей был пьян и в таком виде появился на улице, в городе. Молодое вино бывает кислым, как прокисший русский квас, и мне оно не нравилось. Лишь через пару месяцев оно приобретает нужный вкус. Мы пили наше вино утром на завтрак, в обед и вечером. Так делали и все другие. Разбогатеть на спекуляции я не разбогател, но жил сытно и весело.
Хозяевами в Котовске были румыны. Но какой был у них государственный строй и при каком строе жили мы при румынах, толком никто не знал. Нам казалось, что если нет социализма, то должен быть капитализм. Наверное, оно так и было. Жили мы при румынах, как при капитализме. Все жили так, как они хотели, или как могли. Работать нас никто не заставлял. Налогов никому не платили. Никто от тебя ничего не требовал. Сам ты никому ничего не был обязан. Ho если ты будешь умирать от голода, никакие власти тебе не помогут. Ибо властей таких не было. Могли помочь отдельные частные лица по своей доброй воле. Если ты здорово разбогатеешь, про тебя скажут:
- Вот молодец, деловой человек. С таких надо брать пример.
Многие предприимчивые люди открывали свои частные кофе, столовые. Другие строили мелкие кустарные предприятия, или чего-то такое, за счет чего можно было жить. Я, к примеру, возил со стариком с базара кукурузу, уголь, виноград. Мои соседи, женщины, на дому делали кустарные конфеты и торговали ими на базаре. Каждый сам себе находил свое посильное дело и с голоду никто не умирал. Иногда мне приходилось ездить в Тульчин, район, который славился мастерами по изготовлению сапог. От Котовска надо было ехать до станции Вапнярка. Потом пешком еще часа два ходьбы. В Тульчине со времен Суворова стояла старинная русская крепость. В ней во время войны было еврейское гетто. За счет чего жили там евреи, бог их знает. Однажды я проходил мимо. У ворот гетто стояла еврейская девочка лет двенадцати. Она в руках держала кастрюлю и кого-то ждала. Я хотел подойти поближе и поговорить, но она, увидев меня, сразу убежала. Я был в немецкой форме. Ездил я с женщиной, у которой в Тульчине были родственники. Мы у них останавливались и могли переночевать. Они держали что-то похожее на буфет или столовую. Торговали колбасами, копчеными окороками, вином и разными обедами. Все это они готовили сами и поэтому у них бывала хорошая выручка. Нас они угощали очень вкусно и сытно. Жарили на сковороде свиное сало, заливали яйцами, подавали самодельную украинскую колбасу и вино разных сортов, яблочное и виноградное. Тульчин еще славился яблочным вином. Посмотрев, как они богато живут, а они были старики, я понял, что торговля - очень доходная отрасль предпринимательства. До этого я как то не очень это понимал. Я торговал, чтобы не умереть с голоду, чтобы выжить. А сам про себя думал как о нехорошем человеке, спекулянте. Так нас учили в школе.
Чтобы ездить в военное время поездом, нужно было иметь пропуск от румынских властей, иначе могут задержать и отобрать весь товар. Нас с этой женщиной объединяло то, что она ехала под покровительством меня, немца в солдатской форме. Румыны немцев боялись и с ними не связывались. Я при случае мог ее взять под свое покровительство. Иногда так и случалось и все обходилось благополучно. Мне с ней было выгодно тем, что у ней в Тульчине были родственники и она знала мастеров, у кого можно было купить товар подешевле. Кроме всего, сапожники часто вместо кожи на подметки ставили что-то другое, не настоящее. Нас они не обманывали.
В Вапнярке, ожидая поезд, мы останавливались тоже у знакомых моей попутчицы. До войны они жили в Польше. После присоединения Западной Украины к СССР, им показалось, что на Украине украинцам будет жить лучше. Поэтому они с матерью переехали в Вапнярку. Женщины рассказывали, что первое время, когда они приехали, жилось им страшно плохо. Голодали так сильно, что запах хлеба или любой другой пищи они чувствовали на расстоянии. Потом была война. Сейчас они немного торгуют и не голодают. Жили они прямо на станции и поезда останавливались против их окон. Нам это было очень удобно.
Однажды мы с напарницей сидели у них в доме и ожидали поезд. В это время в комнату зачем-то вошел молодой румынский солдат. Увидев меня, он заговорил на хорошем немецком языке и предложил познакомиться. Знакомству он был очень рад. Он подумал, что я настоящий немец и стал рассказывать, в каких городах Германии он был в мирное время, где там учился и еще много интересного, происходившего с ним в Германии. Сам он сын богатых родителей. Но вот война и ему, как и другим пришлось одеть солдатскую форму. Он очень хотел показаться человеком, знающим Германию и немцев. Надеялся, что я оценю его достоинства. Пока я слушал его рассказ, все было нормально. Беда началась после того, когда я начал говорить по-немецки. С первых же слов он понял, что весь свой восторг о жизни в Германии он посвятил не немцу. Румын нахмурился. Помолчав, сказал:
- Фарфлюхтер менш. Ты же не немец. Ты украинец в немецкой форме. Кто ты такой, чего здесь делаешь под видом немца?
Потом, щелкнув затвором винтовки, скомандовал:
- Вставай, пошли в комендатуру.
Делать было нечего, пришлось под конвоем румына мне, немцу, идти в комендатуру. По дороге люди приостанавливались, смотрели вслед и удивленно говорили:
- Чего-нибудь уж натворил.
Идти пришлось недолго. Немецкая комендатура находилась здесь же на вокзале. Когда мы вошли в комендатуру, на нас вначале никто не обратил внимания. Двое немцев были заняты своими делами. Один печатал на машинке, другой рассматривал бумаги. Мой конвоир, румын, объяснял немцам ситуацию на хорошем немецком языке. Он горячился. Потом, не дослушав румына, один из немцев обратился ком мне. Он сказал:
- Вас ист лос?
Я показал свои документы. Сказал, что ездил в Тульчин к своим родственникам. А он, румын, в чем-то заподозрил меня и привел сюда, к вам. Немцы, посмотрев мои документы, сказали, что все хорошо, все правильно, я могу ехать дальше. Но потом добавили, пояснили, что здесь территория не немецкая и на ней действует румынская администрация. В другой раз, при поездке, чтобы я брал пропуск. Нас отпустили и мы вместе с румыном вышли на станцию. Он демонстративно, с пренебрежением отвернулся от меня и пошел в противоположную сторону. Я вернулся на свою квартиру.
