– Я сейчас узнаю! – тот уже был готов поскакать назад, в ту сторону, откуда донесся чуждый пустыни звук, но быстрее был другой всадник, уже приближавшийся к хозяину каравана.
Это был Лис.
– Атен! Несчастье!
– Говори! – глаза Атена сощурились, устремленный на Лиса взгляд вновь стал внимателен, голос зазвучал властно и резко, как порыв ветра. – Что?
– Когда мы стали разворачивать повозки… Мы думали, что цепь разъединена. Ведь мы уже подошли к городу и была дана команда… Но оказалось… – он говорил обрывчато, не в силах довести ни одной фразы до конца. Воин и прежде не был особым мастером рассказывать, а теперь, волнуясь – у него и подавно не получалось ничего объяснить.
– Короче! – оборвал его Атен, у которого не было ни времени, ни сил ждать, пока помощник совладает со своими чувствами.
– Повозки столкнулись… Те, что шли вслед за сломавшейся…
– Кто-то пострадал? – нет, это было выше его сил – слушать нелепый детский лепет.- Отвечай же! – он уже кричал.
– Я не знаю, как это произошло… Я… Там был Евсей, а я чуть в стороне… Люди не пострадали, но…
Никогда еще Атен не видел помощника таким растерянным и беспомощным.
– Повозки! – для каравана они были важны, когда хранили в саму жизнь. – Сколько?
Сколько из них повреждены?
– Три, – опустив голову на грудь, Лис тяжело вздохнул, развел руками.
– Но неужели все три…
– Они были старые, и… – разведя руками, воин тяжело вздохнул. Он слишком хорошо понимал, что будет означать для каравана потеря четырех повозок – не смерть, но месяцы, может быть, даже годы лишений, экономии на всем… От людей потребуется отказаться не только от своей части в казне каравана, но и от собственных сбережений. Те, кто хотел в нынешнем году создать семью, не смогут этого сделать.
Кто собирался завести детей – должны будут отказаться от них, когда караван не сможет себе позволить лишних едоков…
– Я должен взглянуть сам! – Атен и не думал мириться с подобной неизбежностью. Он был готов спорить с чем угодно, даже судьбой. Но прежде чем бросаться в бой с неведомыми, могущественными силами, нужно было убедиться, что они действительно стоят на пути каравана, а не замерли в стороне.
– Дай мне своего оленя, – приказал хозяин каравана Валу. – Быстрее! – прикрикнул он на замешкавшегося дозорного, а затем, уже из седла приказал Лису: – Будь впереди каравана. Забудь о том, что произошло. Думай лишь о безопасности каравана и о том, как лучше установить шатер. Все! – сейчас было время действий, а не слов. Главным же было, чтобы караван, наконец, прервал движение.
Атен и сам не заметил, как оказался возле злополучных повозок. Он так торопился, что, соскочив в снег, не удержался на ногах и упал, но затем быстро поднялся, подбежал к самым повозкам.
Оленей уже успели выпрячь и теперь они стояли в стороне – растерянные, нервно подрагивавшие, трясшие головами, фыркая и мыча, словно стремясь на своем, зверином языке рассказать пытавшимся успокоить их людям, что в случившемся нет их вины. Их глаза просили вернуть все назад, к тому мгновению, когда все было в порядке, чтобы и дальше не происходило ничего, способного потревожить их дух.
– Уведите животных, – приказал Атен возничим. – И приглядите за ними до тех пор, пока не будет установлен шатер, чтобы не убежали: у нас и так хватает проблем.
А затем, сделав глубокий вздох морозного трезвящего воздуха, заставляя все чувства если не успокоиться, что хотя бы отойти в сторону, он взглянул на случившееся иными глазами – холодными, отрешенными, оценивавшими лишь то, что уже случилось, а не то, что еще только произойдет.
Та повозка, с которой, должно быть, все и началось, превратилась в груду мусора – обломки дерева, куски шкуры, которые, лишенные последних капель тепла, припорошил снег. Остальные сохранили очертания, однако же, выглядели настолько плохо, что отнимали последнюю надежду на то, что их можно починить.
– Плохо дело, – вздохнул подошедший к Атену Евсей. Его лицо было мрачным.
– Да уж… – опустив голову на грудь, пробормотал себе под нос хозяин каравана.
Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы совладать с чувствами, которые вдруг волной накатили на него – беспомощность, потерянность, неспособность думать о будущем, соединенные со страстным желанием опустить руки, застыть на этом самом месте ледяным изваянием и стоять так, оставаясь лишь в настоящем, отдав за мгновение его покоя сопряженное со столькими трудностями и проблемами будущее.
Но затем, все же, взяв себя в руки, заставив забыть, что он – всего лишь смертный, мысленно повторив – "Я – хозяином каравана. Я должен заботиться о караване,"- он поднял на брата острый и холодный, как порыв ветра, взгляд:
– Как подобное могло произойти, когда ничего такого просто не могло случиться? – он искал не столько объяснение, сколько виновного.
И если первого Евсей не мог ему дать, то второе – был не просто готов – жаждал.
Его глаза вспыхнули:
– Это все чужак! – в голосе караванщика царила ненависть. – Он крутился здесь, говорил, что хочет помочь, а на самом же деле только мешал!
– Где он? – Атен огляделся вокруг, но не увидев горожанина, властно приказал: – Приведите его сюда! Живо!
– Да, сейчас! – Евсей махнул рукой, давая знак дозорным. – Я велел сковать его и держать в повозке. Мы совсем близко от города.
– Боишься, что сбежит?
– Может.
– Зачем ему было нужно портить наши повозки?
– Спроси у него, – однако, помощник не смог удержаться от того, чтобы не высказать и свое мнение: – Я думаю, все дело в этом проклятом городе. Он хочет, чтобы караван вступил в него и ради этого готов на все, что угодно.
– Это правда? – Атен резко повернулся в сторону чужака, которого как раз подвели к нему. Глаза караванщика вонзились в горожанина. Если бы взгляд был кинжалом, тот был бы уже мертв.
– Нет, – мужчина смотрел на хозяина каравана твердо и открыто. – Я лишь хотел помочь. Если бы твой помощник не был так враждебен ко мне, если бы он меня послушал, ничего бы не произошло.
– Да как ты смеешь! – лицо Евсея покраснело, он просто захлебывался от возмущения.
– Нет, ты представляешь, – взмахнув рукой, он резко повернулся к брату, – этот презренный еще учит нас! Как будто он, рожденный в городе, может знать, понимать хотя бы что-нибудь в нашей жизни…
– Может быть, я в чем-то и виноват. Может быть, ненароком, по незнанию… – горожанин готов был принять на себя вину, если торговцы этого хотели. – Караванщик, пожалуйста, не останавливайся здесь! Вступи в город. Я не богат. Но у меня много друзей. Если ты считаешь, что я виноват – я возмещу твои потери. Во всяком случае, ту часть из них, что смогу.
