— Значит… мы все еще не нашли того, кто заслужил твое наказание, — кицунэ лишь улыбался. — Что с девушкой?
— Она разрушает жизни. Это ее путь.
— Продолжать?
— Умереть.
— Это печально.
— Не жалей ее, — улыбнулся кицунэ, мурашки побежали по коже. — Она потеряется в забвенье на лисьих тропах. Чтобы потом когда-нибудь снова найтись.
Сердце защемило, как кицунэ это делал? Я не знаю. Он был абсолютно всем, чего я никогда в жизни не встречала.
Но я понимала его каждое движение, взмах ресниц, улыбки.
Почему я его понимала?
— Значит, для нее есть надежда? — Спросила я.
— Надежда нужна тем, кто не знает, чем всё закончится, — ответил кицунэ.
А потом схватка снова отвлекла меня от разговора — Такеру. Да и Шин сдавал позиции, сражение затягивалось.
— Я должна им помочь, — заключила я.
— Так помоги, — как-то странно это прозвучало, я вдруг вспомнила собственные слова… совпадение?
Неважно. Раз кицунэ разрешил — я поднялась на ноги и побежала к Такеру. Так, собраться, выпустить огненный ветер — он полился так, будто всегда был частью меня. Так ровно и уверенно, словно я выливала его из ведра, наполненного до краев. Это сожгло ёкая… а точнее, не ёкая. Многоножку.
Но это была лишь проекция. С настоящей сражался Шин.
Такеру тяжело дышал, упал на колени, подставляя меч, но я уже рванулась к Шину. Может быть, его схватка была более обнадеживающей, но это не означало, что ему не нужна моя помощь.
Подбежала ближе, меня тут же ударила одна из лап, и я отлетела. Вообще-то, раньше я как-то думала, что упал-поднялся — это рефлекс. Но в этот раз потребовалось время. Воздух выбило из легких, я даже на секунду испугалась, что… всё. Может быть. Но не в этот раз. Подняться.
С трудом, но оказалась на своих двоих, встретилась взглядом с Шином.
— Не рискуй! — Метнулся мимо меня он.
— Я не рискую! — Выпустила огонь и тот метнулся к… многоножке, ударил прямо в бок. Если вообще можно было у нее бок обнаружить. — Видишь?!
Шин притормозил, глянул на противника, (многоножка истошно орала), потом на меня.
— Твоя сила растет, — заметил он, а потом ухмыльнулся.
— Кто учитель-то? — Хмыкнула я.
А Шин… мне медленно улыбнулся. И весь мир потеплел, изменился. Всё то, что я в нём так сильно любила…
Но сопли-слюни разводить тут явно не к месту. Многоножка оценила силу, ломанулась в лес, мы бросились следом синхронно. Несмотря на то, что эта громадина была, наверное, с десятиэтажное здание, мы ее догоняли! Шин понятно, но — я?! Сила кицунэ. Я чувствовала ее, она бурлила в моей крови, медленно замещая человечность…
Эта странная мысль пронзила меня словно стрелой, я запнулась, Шин хотел меня поддержать, но я не растерялась и запустила огнем в многоножку. Огненный ветер достиг цели, многоножка взревела от боли, споткнулась и снесла пару деревьев, пока кубарем летела вниз со склона.
Шин все-таки остался со мной, помог мне подняться.
— Все нормально! Вперед! — Заверила я.
Шин хотел бежать, но снова задержался, одними глазами спрашивая: «Точно в порядке?». Я закивала и побежала следом, когда он рванулся к монстру. Четкие, выверенные движения клинка, Шин великолепен. Страшен, конечно же, но я его люблю. Безусловно, без разделений на недостатки. Поэтому я восхищалась. Сама посылала огненный ветер в сторону противника.
Движение такое резкое, едва уловимое, Шин снова превратился в молнию, но… я его замечала. Дело в моем зрении? Может быть. Ведь он заметил правильно: менялась я не только внешне, но и внутренне.
Многоножка даже не поняла, что стряслось. Просто прямая, ровная беспощадная линия прямо посередине. Она даже не поняла, что шинигами отнял ее жизнь. Приземлился в паре метров, медленно выпрямился. Света от клинка не было, только темная смерть. Словно водоворот, лезвие потянуло за собой остатки, втягивая всю ту тьму, от которой хотелось избавиться.
Но вместе с этим позади внезапно распахнулась другая реальность — лисья тропа! И туда отправилось что-то светлое. Это… разделение. Я только в этот миг это поняла. Вот, о чем говорил кицунэ. Ее свет потеряется за лисьими тропами, когда-нибудь найдется. А вся та тьма, что была накоплена ёкаем, или в данном случае меченой кицунэ, теперь покоилась в клинке шинигами.
Все было так понятно, четко и ясно. Остро. Потому что, предчувствуя беду, в следующий миг всё изменилось. Перевернулось с ног на голову. Будто небо и земля поменялись местами.
Как это происходит? Всё движется вперед, но одно лишь мгновение меняет целый мир. Такое странное чувство в моих мышцах, будто они разом все расслабились, сдерживающие их барьеры разрушились, полопались, я больше не могла стоять на ногах, рухнув вниз.
Но еще до того, как я упала, что-то осталось парить над землей. Наблюдать. Я даже до конца не поняла, чем стала. Но внизу, на темной траве лежало мое тело. Совсем другое тело. Я больше совсем не походила на саму себя. Мои последние изменения…
Шин. Он знал. Потому что не торопился. Шел медленно, делая каждый шаг с таким трудом. Боль на его лице мешалась с обреченностью. Сжимая меч в своих руках, он будто бы задыхался, приближаясь.
Вот и… всё? Это мой конец? Так он заберет меня? Что же изменилось? Почему именно в этот миг? Именно сегодня. Лисья тропа посветлела, заливая светом лес. Шин подошел ближе, упав на колени рядом со мной. Моим телом. Боль становилась сильнее, даже будучи ничем в своей первозданной, наверное, форме, мне захотелось плакать.
Почему мне хотелось плакать?
Я думала… я ждала… но Шин вовсе не обнажил свой меч. Когда он успел заточить его в ножны? Но… тогда как он должен был забрать меня?..
Он не забирал.
Он не забирал меня.
Его глаза были полны печали, когда он опустился к моим губам. Его поцелуй был совсем другим. Почему он другой? Что происходит? Нет, я не понимаю, я не…
Его губы. Я почувствовала их тепло, их вкус, его близость. Мое первозданное ничто, возможно даже душа, внезапно вернулось в тело. Но другим. Я вроде бы дышала, но совсем по-другому.
И в этот краткий миг между жизнью прошлой и настоящей я увидела его. Он медленно отстранился от меня, а потом… стал черным пеплом, медленно растворившись в вечности.
Грудь сдавило болью, я поднялась, пытаясь разыскать его в окружении. Но его не было. Его нигде не было.
Его больше не было.
Голова закружилась, грудь сдавило сильнее, я больше не могла дышать, делать вздох, я больше не могла существовать…
— Поздравляю, маленькая лисичка, — появился рядом кицунэ. — Теперь ты бессмертна. Кицунэ солнечного ветра.
Я резко обернулась, слезы брызнули столпом искр из моих глаз, я смотрела в глаза лиса и дрожала. От боли, жуткой, опустошающей боли.
— Ты разве не знала? — Он улыбнулся мне как-то сочувственно, пока я бесполезно боролась за право сделать следующий вздох. — Любовь побеждает смерть.
Из горла вырвался крик, еще один, меня трясло, я подставляла руки, чтобы не рухнуть на землю. Но боль была невыносимой, она прожигала меня, словно огонь. Больно, больно. Больно!!!
— Это, и правда, печальная сказка, — продолжал убивать меня кицунэ. — Он выбрал любить тебя. Как это мило. Только вот ему нельзя было любить тебя. Он знал, что умрет, но все равно любил. Он шел этой дорогой, зная, что ждет его в конце. Но он любил. А ты… сама того не зная, победила смерть.
Из горла снова вырвался крик боли. Я сорвала голос, перепугала птиц, животных. Я напугала саму себя. Страшно. Нет, этого не может… просто не может быть.
— Не горюй по нему, маленькая лисичка. Он подарил тебе бессмертную жизнь. Разве это не прекрасно?
— Нет. Этого не может быть… не может… — орала не своим голосом я, вымещая злобу в бесполезных ударах по земле. — Не может… он… он…
— Он всегда выбирал тебя, лисичка, — кицунэ. Я его ненавидела, но не видела его. Он прятался. Будто знал, что я могу убить его. Я бы убила. Если бы только… если бы только… это вернуло его… — Когда не убил того ёкая. Потому что не хотел, чтобы ты видела его темную суть. Боялся потерять тебя. Его ослабляла твоя любовь. Честности ради: он бы победил меня в том бою. Смерть сильнее всех нас. Но он уже любил тебя, когда пришел сражаться со мной. Поэтому он проиграл. Потому что ты впустила в его вечный мрак свет.
