— Давай ещё чуть… ещё, — Ридд подложил ещё несколько осколков, вновь всё пристально осмотрел и едва не вынюхал.
С висков и кончика носа уже лил пот ручьём, но ведь никто и не обещал, что будет просто! Спасибо хоть, что вон те два медведя, задуманные как хранители покоя древнего короля, не ожили. То ли испортились со временем, то ли истощилась напитавшая их магия…
— Теперь сдвигай в сторону, но будь готов в любой миг бросить всё и отпрыгнуть. Мне твоя задница дороже любых сокровищ.
Питт с самой гнусной ухмылочкой, каковую только и мог изобразить, заметил в ответ, чтоб кое-кто лучше эльфячьими попками интересовался, и снова ухватился за трос. Наверное, в роду у этого здоровяка таки имелись те самые исполины прошлого, которые некогда весь мир на плечах держали — с одним молодецким ыыых! неподъёмная каменная крышка разом отъехала в сторону.
— Нет, темнота и всё, — ответил даже и не подумавший отпрыгнуть Питт со своей высоты и осторожно размял руки.
В самом деле, внутри саркофага вместо ожидавшегося скелета той или иной степени упокоенности обнаружилась пустота и темнота. Но и не та пустота, при виде которой сердце парня разочарованно сжалось.
Внутренность каменного саркофага оказалась лишь входом куда-то вниз, в непроглядную черноту.
— Матушка моя, вы не поведаете мне, отчего у моего кузнеца глаза такие же круглые и большие, как монета в пять цехинов? — барон Шарто улыбнулся в последний раз мигнувшему меж деревьями солнцу и обернулся с балкона в будуар матери.
День выдался — и врагу не пожелаешь! Как только троица авантюристов покинула замок, вдруг стали наваливаться словно сами собою какие-то мелкие, но тем не менее совершенно неотложные неприятности. И не привыкший откладывать дела на завтра барон сам не заметил, как оказался втянут в такую круговерть забот и хлопот, что до вечера так и не выбрался за пределы замка. Не раз и не два хотелось взвыть с досады и послать все эти треволнения туда, где им и было самое место (не при детях будь сказано) вместе с врагом рода человеческого, не иначе как самолично организовавшим барону всемерные пакости. Но вечер всё же милосердно избавил его от суеты — в тот час, когда уже хотелось кого-нибудь маленько пришибить, вдруг оказалось, что все дела наконец сделаны…
— Не сейчас, сын мой, потерпите. Всё, можно входить, — матушка с утра шушукалась и пререкалась с кузнецом, едва не согрешив в конце концов гневом и не отправив того на конюшни для порки.
А потом весь день провела в своём будуаре, запершись изнутри, что само по себе было делом неслыханным! И лишь сейчас, когда солнце уже почти село, а небо приобрело ту глубокую синеву, неумолимо напоминавшую о приближении ночи, впустила полноправного барона в свои покои… но выгнала на балкон, а свою таинственную работу свернула и накрыла холстиной.
Одаривая мать дежурным поцелуем в щёку, молодой дворянин с удивлением обнаружил, что от госпожи баронессы просто-таки неприлично несёт железной окалиной и льняным маслом — запахами, куда более приличествующими оружейнику или кузнецу. Но поперхнувшись изумлением и осуждающе покачав головой, сын всё же не стал высказывать своего неодобрения и вполне резонно предположил, что раз матушке хочется сделать некий сюрприз — пусть её. Он ногой подвинул к себе низенькое мягкое кресло без спинки и наконец-то сегодня сел… ох, как же порой мало надо для счастья!
— Сын мой, я вижу — вы сегодня весь день тоже по хозяйству хлопотали? Похвально, весьма похвально.
Поскольку пространные рассуждения о предосудительных нравах и безделии нынешней молодёжи оказывались одной из любимых тем госпожи баронессы, на которые она могла распространяться (если не сказать ворчать) сутками напролёт, то не на шутку встревожившийся по сему поводу сын предпринял отчаянные усилия, чтобы сменить тему.
— Маменька, а вы не забыли, что завтра у вас почтовый день?
Баронесса куда больше любила чесать со служанками или дочерью язычком, безжалостно перемывая косточки кому попадётся (не забывая и хозяйские хлопоты), потому на лицо её выплыло несколько э-э… кислое выражение. Писать письма такая морока! Гораздо труднее, чем вышивать эльфийским крестиком или даже делать угольным карандашом наброски в этюднике. То неправильные глаголы не спрягаются так, как надо, то приходится лезть в словарь, а то, к тайному своему стыду, и вовсе менять фразы, обходя скользкие места.
— И что, сын мой? — с нескрываемым подозрением поинтересовалась госпожа баронесса, устраиваясь поудобнее в своём любимом кресле. Но даже в этом мягком и удобном сооружении она возвышалась прямо и несокрушимо, словно на троне. И барон Шарто вдруг поймал себя на мысли, что и в аду маменька будет сидеть на раскалённой сковороде так же чинно — и при том хохотать в морды обескураженным её выдержкой демонам…
— Мне нужно от вас, матушка, послание. Особое и необычное послание. Нечто очень важное или даже полезное, что следовало бы узнать нашему соседу-чернокнижнику — но чтобы обязательно последовал ответ.
Формально владение колдуном соседними землями выглядело целиком законным — за некие уже забывшиеся за давностью лет заслуги их ему пожаловал кто-то из августейших повелителей королевства. И даже в баронстве Шарто он дважды появлялся на памяти барона — первый раз чтобы удостовериться лично и пресечь слухи, будто отец отошёл не просто так, а с помощью… А второй раз на церемонии законного вступления в баронский титул уже сына. Но, те оба раза вспоминать что-то не хотелось — чернокнижник и впрямь оказался неприятным типом.
— Что ж, это устроить не так трудно, сын мой, — матушка размышляла недолго и наконец подняла взгляд. — Тот проходимец Ридд как-то обмолвился, что последнее время в подземных сооружениях на ваших землях возросло количество… не к ночи будь помянутых.
Барон понимающе и благодарно кивнул — озабоченность или даже просьба о совете в таком деле выглядели бы очень даже естественно. И если послать с письмом Ридда, то как гонец он будет неприкосновенным. А там уж его забота, сумеет ли он договориться с чёрным магом об учёбе. Главное, что потом к самому барону Шарто или обретавшимся на его землях волшебникам претензий не будет ни малейших!
— Вы просто кладезь премудрости, маменька — что б я без вас делал? — барон наполовину в шутку, наполовину всерьёз, сидя изобразил весьма любезный поклон, чем немало потешил баронессу, выполнявшую требования этикета куда ревностнее, нежели молитвы и посты в Храмах.
