Что это за звук? Хрустнули ребра. Сломалась берцовая кость, ключица, правая скула превратилась в кровавое месиво, и осколки кости белым частоколом торчали наружу.
Йен Рейнгольц, когда-то в прошлом проводник, когда-то в прошлом учитель, когда-то в прошлом марионетка старой Проводницы и родоначальник нового королевства давно забытого рода, а еще когда-то в прошлом и примерный семьянин, лежал во тьме и исподлобья смотрел на знакомое лицо, мрачно ухмыляясь.
Слишком много у него было этих «когда-то». Он уже привык, что его жизнь давно не представляет собой целостную прямую линию как у других «нормальных» людей. Скорее его жизнь напоминала безумную ломанную, обрывающуюся то тут, то там, причем если сначала он делал ее такой собственноручно, то сейчас ее упорно колотили молотками две малоизвестные в современном мире древние особы.
У него иногда составлялось такое впечатление, что они, связав его за ноги и руки своими незримыми нитями, тянули каждая на себя, разрывая его на части. Впрочем, кажется, так и было, раз за его спиной, спокойная как северный ветер, стояла сгорбленная старуха с клюкой и безмолвно взирала за его мучениями, а перед лицом, кутаясь в багрово-красные шелка, возвышалась молодая девушка двадцати лет от роду, чья кожа тускло алела во мраке.
— Экий дележ у нас вышел, — отхаркнул кровь проводник, разглядывая свою руку. — Кто-нибудь считал, сколько мне лет? Мне бы давно на покой, а я все бегаю, зажатый в тиски меж двух идиоток: старой суки и… по новее.
Старуха скрипуче рассмеялась. От этого звука Йен вздрогнул, по его спине пробежали неприятные мурашки. Лицо же девушки угрожающе побагровело.
— Ну что же, папа, так оскорблять свою дочь?
— Не бзди, дорогуша, — тот поковырял пальцем в ране на скуле и поморщился, — детей у меня дохрена, только все они какие-то придурочные. Стая, дери их Холхост, чтоб им пусто было! А больше у меня детей нет. Была одна приемная, да я прибил.
Он снова посмотрел на ее лицо и сморщился еще больше.
— Видимо, не добил. Между прочим, та была немая, а ты треплешься как бабка на рынке… а-а-а!
Та подняла голову и посмотрела на свою старую сестру.
— Отдай мне его. Зачем он тебе? У тебя таких целая свора, а мне так ничего и не досталось. Ты совсем обо мне забыла, сестрица, и мне это не нравится.
— Забирай, — старческий голос теперь уже напоминал скрип старых дверных петель, но менее жутким от этого не стал.
— О! Вот так просто? После гребаной дюжины лет в другом мире я ожидал другого приветствия. Даже шариков не будет? А где тортик? Да ладно вам!
Удар ногой пришелся под дых.
— Чертовы каблуки…
— Отдохни, — мрачно посоветовала юная богиня. — А уж мы с тобой еще успеем позабавиться. Не зря же ты уничтожил мой сосуд и навеки запер меня в этом месте, а?
Йен дернулся, попытался приподняться на локтях. В позвоночник впилась игла.
— Тише, тише, покричать ты еще успеешь.
Она тащила его куда-то вперед. Перед глазами все плыло. Бывалый проводник даже не понимал, где находиться, да и разве это важно? Он проиграл, причем по-крупному, а теперь ему предстояла целая вечность один на один с той, которую не только предал, но и обрек на настоящий ад.
Что ему еще оставалось делать? Он закрыл глаза и, хихикнув, пробормотал:
— Вези меня, большая черепаха!
* * *
— Бум!
Селеста раздраженно сплюнула. Она подняла голову вверх, пристально уставилась на затылок трясущегося в такт ходу лошади рыцаря и буркнула:
— Еще раз так сделаешь, я тебя скину.
— Да ладно, весело же! — чуть подвинулся вперед сир Грейсон. — Смотрите, миледи, какой чудесный день. Разве не прелестно? Цветы цветут, трава растет и бабочки летают. Не хватает только какой-нибудь радостной музыки, чтобы украсить вид. И прекрасная дама, которая, кхм, слишком сильно ко мне прижимается, чтобы я мог нормально соображать.
Женщина снова что-то невнятно пробормотала себе под нос. Ее до ужаса раздражал этот человек, причем — невероятно! — абсолютно всем. Мало того, что он все время пытался над ней насмехаться, так еще и приковал в себе настоящими такими железными кандалами. Один их конец крепился к его запястью, а другой — к ее. Где это вообще видано?
Но больше всего ее злил Йен. Этот натуральный придурок исчез прошлой ночью, отпросившись на охоту, и теперь упорно отказывался появляться. Сначала она считала, что он исчез или как-то умудрился вернуть себе тело и сбежал, теперь же была твердо уверена: дохлого Волка из ее головы попросту забрали. Кто? Как? Эти вопросы крутились в ее голове и прерывалась она от размышления только тогда, когда этот «рыцарь» в сияющих доспехах снова бросал в ее сторону парочку едких замечаний, призванных ее смутить.
— Так, мне надо отлить, — сир Грейсон вдруг потянул узду на себя, и лошадь остановилась.
— Мне-то какая разница? Отстегивай железяки и иди в кусты. Ты не маленький, чтобы тебя учить управляться со своей штуковиной.
— Вот именно, — рыцарь слез с коня и многозначительно поднял вверх указательный палец, гаденько усмехаясь. — Штуковиной.
— Иди в пень!
— Иду. Только не в пень, а вон в ту рощицу. И вы идете со мной, моя госпожа, так как я не смею оставить вас в полном одиночестве.
— Я не одна. Со мной будет лошадь.
— Ага. Но старушка Бетра не сможет вдарить вам по затылку, если вы вдруг надумаете бежать.
Селеста поморщилась. Она послушно соскользнула с седла, но упрямо стояла на месте, когда цепь потянула ее в сторону чащи.
— Слушай, какого дьявола ты вообще ко мне прицепился? Что, разве просто искупаться в пруду такое уж сильное преступление? Ну, допустим, я залезла бес проса на землю вашего — как его? — короля, так не вешать же сразу!
— А я вас и не вешать веду, дура. Я не совсем из ума выжил, чтобы убивать человека из-за «простого купания в пруду».
Они добрели до кустов.
— О Господи…
— Ничего страшного, — фыркнул сир Грейсон. — Это физиология, миледи, в этом нет ничего постыдного. И не пяльтесь так, ради Райны, я краснею!
— Ты мне кое-кого напоминаешь.
— Кое-кого привлекательного?
— Кое-кого назойливого. Ладно, ты все? Пошли обратно, здесь воняет каким-то дерьмом, — она поморщила носик. — Раз ты ведешь меня не на виселицу, то куда?
— К королю, конечно.
Старая Бетра протестующе заржала, переминаясь с ноги на ногу, когда оба всадника (один из которых весил не меньше ста кило вместе со всеми железяками, да еще и их вещи, пристегнутые к ремню на седле!) вновь взобрались на ее спину.
— Мне из тебя что, клещами все выпытывать? Зачем я королю?
