Всё пошло наперекосяк. Горец не стал дожидаться моей атаки, а сделал короткий подшаг вперёд и круговым движением кисти попытался порезать мне лицо. Я легко уклонился и в ответ ударил сверху. Мы столкнулись щитами и начали обмениваться ударами. Противник был хорош, даже слишком для этого места. Он бил, парировал, толкался щитом и постоянно ускорялся. С каждым ударом его глаза разгорались всё ярче — он сжигал запасы магии в своём теле. На пальцах даже сквозь перчатки стали светиться платиновые перстни, отдававшие ему запасённое волшебство. С каждым его движением мне всё реже удавалось наносить ответные удары.
Многие люди, видевшие мои схватки, говорили, что я должен был их проиграть, но лишь в последний момент какой-то удачей побеждал. Это не так. Магия в человеке придаёт сил и скорости, она позволяет сражаться за пределами возможностей… но не вечно. Даже питаясь из внешних источников, воин истощается, а отчаянный рубака истощается гораздо быстрее. Имея преимущество в технике, можно заставить его выдохнуться, а самому начать сжигать свою магию позднее, получив свежий приток сил в момент слабости врага. Вся сложность — просто не погибнуть, экономя силы. Легко сказать, да.
Очень скоро этот горец загонит меня в тупик, так что я начал осторожно вытягивать из амулета запасы волшебства, медленно ощущая, как холодеет воздух в лёгких. Противник закончится быстрее, надо лишь не ошибиться… Как сейчас.
Горец нащупал мою слабость, одно мгновение, в котором я задержал слишком далеко ушедший клинок. В этот самый момент он змеиным движением обошёл меч в моей руке и резанул наотмашь по предплечью, после чего увёл клинок далеко вниз и попытался ударом вверх проткнуть живот. Моё оружие выпало, но я уже сделал подшаг вперёд, пропустил выпад под левой рукой, прижал щитом его руку к своему боку и, схватив за плечо, перебросил горца через себя. Когда он очнулся от столкновения с землёй, моя нога уже стояла на его клинке, а кромка щита опускалась на лицо. Тяжелый хруст констатировал смерть третьего горца.
Руи очнулся и подбежал ко мне.
— Господин…
Надо же, раньше так не обращался. Я посмотрел на руку — рассечена до самой кости и кровь хлещет.
— Руи, замок за тем поворотом, да?
— Замок Глипнесс, да.
Я крепко затянул веревкой руку повыше локтя.
— Послушай, мне сейчас будет немного плохо, возможно я потеряю сознание. Дотащи меня до замка, что бы не случилось.
— Но они же враги…
— Руи. Руисерт. Я даю слово, — в глазах темнело. — Тебя никто не тронет. Ты со мной. Но мне нужно дойти до замка или я умру. Ты понял?
Его ответ утонул в звоне в моих ушах…
Глава 3
Гильда стояла посреди двора и смотрела, как группа солдат под предводительством сержанта осторожно заносит на руках здоровенную бадью во двор мельницы. Вёдер на тридцать, в деревне её использовали для стирки, и, кажется, Артур знал, зачем она нужна Ги. Впрочем, за спрос ведь не бьют:
— Ого, эт к чему?
— Как «к чему»? — волшебница с недоумением посмотрела на следопыта. — От меня смердит, как от крестьянки. Надо вымыться.
— Так вона речка за деревней, мы все там моемся.
Гильда презрительно скривила личико.
— Ты и в болоте с лягушками мылся, а я так не могу, — Ги снова повернулась к солдатам. — Аккуратно в мою палатку и смотрите ничего не заденьте.
Следующие полчаса цепочка солдат угрюмо таскала воду из колодца в бадью, предварительно спросив у Артура разрешения. Ему начал нравиться этот сержант, он оказался гораздо проще и благоразумнее напыщенного маркиза. На этом дело не кончилось — когда Гильда обнаружила, что вода из колодца, оказывается, ледяная, солдаты ещё три часа искали огромный котёл, грели в нём воду и выливали кипяток в бадью. Наконец, всё было готово, Гильда отпустила гвардейцев и ушла к себе. Не раздумывая, Артур последовал за ней.
Внутри палатки приятно пахло лепестками роз и мёдом, а за широкой ширмой слышалось шуршание одежды. Спустя пару минут шуршание сменилось лёгким плеском воды.
— Что, даже подглядывать не будешь?
— Да мне и деревенских девок хватает. Я вина пришёл выпить, — для достоверности Артур хлопнул крышкой сундука.
— И что, в твоём-то возрасте ты ещё кому-то интересен?
— А то! Все ж в деревне считают меня колдуном. Приворожи то, отведи сё… Наверное, потому что я мельник.
— Или в самом деле колдун…
— Брось, показать созвездия на небе это ещё не колдовство.
Мы ненадолго замолчали. Артур налил себе вина и только собрался сделать глоток, как из-за ширмы послышался голос:
— Раз уж ты тут сидишь, подай крынку молока, совсем про него забыла.
Следопыт огляделся по сторонам, нашёл искомую крынку и зашёл за ширму. Гладкая поверхность глиняной посуды приятно покалывала кончики пальцев, а глаза улавливали лёгкие искорки магии в молоке. Гильда по самый нос лежала в воде и пускала пузыри с закрытыми глазами. Указаний не было да не нужны они. Артур начал осторожно вливать молоко в воду. Даже когда холодная жидкость дошла до неё, волшебница никак не отреагировала, лишь чуть-чуть приподняла голову. Словно русалка из сказок. Вода побелела и скрыла её фигуру, так что дальше пялиться было бессмысленно. Артур вернулся к вину, но до него снова донёсся голос:
— А как ты зимой моешься? В прорубь ныряешь?
— Сумасшедшая.
Он глядел на бокал. Конечно, можно по-быстрому выпить, но какое удовольствие в редком вине, коли ты не смакуешь его молча? Пришлось снова отставить напиток в сторону и ответить:
— Нет, я собираю парильню. Каркас из веток укрывается шкурами, потом внутрь заносишь раскалённые в костре камни, натираешься жиром и сидишь внутри. Соскребаешь грязь деревянным скребком.
— Какой ужас, — с неподдельным отвращением произнесла Ги. — Ты где такому научился?
— У ойгров же и научился. Ты что, обычаи своего племени не знаешь?
— Все мои предки на пять колен жили в Башне. То, что я ойгра — одно название.
Артур с удивлением посмотрел на Гильду. Точнее, на ширму, за которой пряталась волшебница.
— Ты никогда раньше не говорила об этом.
— Разве?
— Да. Я думал ты из гор приехала в королевство учиться.
— Ну ты и дурень. Так не бывает.
Действительно. Следопыт взял бокал и сделал глубокий глоток.
* * *
Ближе к ночи в палатку пришёл трубадур с кипой чистых листов. Он разложил их по столику, осторожно открыл чернила и начал очинять перья. Было заметно, что писанина доставляла ему удовольствие, а Артуру всегда было приятно посмотреть на увлечённого своим делом человека. Менестрель подготовил все принадлежности для письма и поднял голову:
— Вы остановили вчера рассказ на самом интересном месте, князь Артур.
— Ага. Я умер.
Трубадур непонимающе уставился на следопыта:
— Простите?
— Меня ранили в руку, и я умер от кровоистечения.
Непонимание не ушло, и ситуация начала вызывать стеснение. Нет ничего хуже, чем объяснять шутки.
— Вот я, перед тобой сижу, — Артур ткнул себя пальцем в грудь. — Ты знаешь, что со мной ничего не произошло.
— А всё равно интересно. Пусть даже я и знаю, что вы остались живы, дабы рассказать эту историю, но интрига, интрига!
Следопыту скукожило что-то внутри от речей этого напыщенного дурака. Жаль, что он не заметил, ибо снова уткнулся лицом в бумаги. Можно было поспорить, что этот придаток к перу изобразит приключения на севере самым высокопарным и вычурным слогом из всех доступных на этом свете. И так ведь королевские песни слушать невозможно…
Артур привык к скальдам — простым воинам, что кроме дара битвы получили ещё и дар стихосложения. Их незамысловатые рассказы хитро сплетались в длинные бусы, где чеканные слова в жёстком порядке нанизывались на нить повествования, следуя в строго всем известном узоре аллитераций и ритма. Скальды никогда ничего не додумывали и не приукрашивали, говорили всё как есть, а чего не знали — так и добавляли: «Этого мне неизвестно» или «Больше об этом человеке ничего нет». Их песни просты, не приходилось напрягать голову в поисках тайного смысла и отсылок к другим песням или путаться в хитросплетениях сюжета. Слушателю нужно было лишь самой своей печёнкой внимать строгой красоте слога. Вот только следопыт знал, что стоит ему рассказать таким способом свои похождения, Гильда сожрёт его с потрохами. Надо проветриться.
