— И вас, ваша милость. Что скажете?
— Восхотелось побывать за океаном, — ответил я. — А то всё «Юг, Юг», но сколько ни двигаюсь в эту сторону, всё время оказывается, что еще не совсем Юг, а настоящий Юг дальше.
Матрос кивнул:
— Да, настоящий — за океаном.
— Когда отплываете? — спросил я и добавил: — Об оплате договоримся. Я не бедный, а когда вожжа под хвост попала, то... сами понимаете.
Они переглянулись в самом деле понимающе: мол, либо убил кого знатного на дуэли, либо король застал в спальне своей жены или даже хуже — любовницы, в этих случаях еще какая вожжа под хвост попадет.
— Договариваться надо с капитаном, — ответил один матрос.
— А где он?
— На берегу, — ответил он завистливо. — Со всей командой.
— А вас, значит, оставил сторожить, чтобы ничего не сперли? Да, народ здесь на ходу подметки рвет. Корабль надо оставлять на самых лучших! Капитан поступил правильно.
На их кислых мордах возникло сомнение, а вдруг они в самом деле... не самые худшие, раз благородный человек так считает, снова старший сказал:
— Капитан в трактире «Зеленый Бог».
— Спасибо, — поблагодарил я.
Когда я поворачивался, старший, словно сжалившись, добавил в спину:
— Только мы никогда не плавали на ту сторону. И не поплывем. Наши рейсы всегда вдоль побережья. От Чернавы до Нефелима, через Колпи, иногда заворачиваем в Ярру забрать там груз шкур, но дальше Навинбурга еще не заплывали. А через океан... боже упаси.
Я ощутил сильнейшую досаду, но ответил вежливо:
— Спасибо, что предупредил. А те капитаны, что ходят через океан, они где альбатросничают на суше?
Он задумался на миг, двинул плечами.
— Яргард в трактире «Храм Ключа». Это далековато, но если уж вожжа трет, ваша милость, то идти придется. Других капитанов сейчас нет в порту. Совсем.
— Как нет? — спросил я, посмотрев на лес матч.
— Которые плавают через океан, — пояснил он. — А это все корабли таких, как и мы. Вдоль берега, вдоль берега...
Я повернул коня. Пес, обследовав корабль от носа и до кормы, разочарованно примчался следом. В глазах обида и недоумение: а как же обещанный Юг?
— Облом, — ответил я раздраженно. — Но мы не сдадимся, Бобик.
Он помахал хвостом, подпрыгнул и лизнул руку.
На выходе из порта десятка два моряков сцепились в драке. Я заранее начал подавать Зайчика к стене дома, проскользнем, но с ближайших кораблей по сходням сбегают еще жаждущие схватки, на ходу наматывают на кулаки ремни с медными пряжками, куча растет, от ругани и надсадного хаканья воздух потяжелел и уплотнился.
Бобик посматривал на меня вопросительно, я предостерегающе поднял палец. Это не наша война, мы просто идем мимо. Он посмотрел с тем же вопросом, я покачал головой.
— Из-за баб, — пояснил глупой собачке. — Из-за чего еще настоящим мужчинам драться?
Он ощерил клыки, мол, а мы разве не настоящие? Я ощутил затруднение, постарался вывернуться:
— Бобик, а мы вообще такая круть, что пусть бабы из-за нас дерутся.
Он повернул голову и с интересом смотрел, как тяжелые кулаки со смачным хряском впечатываются в противников, везде одно и то же, везде из-за баб, из-за чего же могут еще сражаться с такой яростью настоящие мужчины, а здесь они явно настоящие: здоровенные, мускулистые, обветренные и просоленные, с грубыми лицами, хриплыми голосами, у каждого в ухе по серьге, у кого золотая, у кого даже с бриллиантом или рубином, рубашки распахнуты, руки и грудь в замысловатых татуировках, донельзя непристойных.
Из драки почти под копыта Зайчика выпал окровавленный и в лохмотьях рубахи крепкий, хоть уже и немолодой мужик. Удар ему был нанесен явно мощный: потерпевший пролетел по воздуху и грохнулся спиной о неровную булыжную мостовую. Я удержался от желания проехать над ним, вместо этого, поддавшись христианскому человеколюбию, это я-то, нагнулся и протянул ему руку.
Он ухватился, хватка железная, я дернул, чувствуя, что поднимаю глыбу железа. Моряк поднялся, высокий и жилистый, солнце блестит на выбритой как у скинхеда голове, кровь на скуле, на губах, стекает по щеке и капает с подбородка на голую грудь.
Закинув голову и тяжело дыша, он некоторое время всматривался в мое лицо.
— Ты... — прохрипел он, — с «Гермогаста»? А почему на коне?
— Я не моряк, — ответил я искренне.
— Так чего же ты...
— Здесь?.. Да просто пришел посмотреть на порт. Я задумал перебраться через океан, вот и подыскиваю корабль...
Он присвистнул, оглянулся в нерешительности на драку, с обеих сторон уже сбегается народ с дубинками и ножами в руках.
— Вообще-то и без меня обойдутся... У тебя угостить вином найдется?
— Найдется, — заверил я. — Но ты сам выбирай место. Только пристойное.
Он смерил меня недоверчивым взглядом.
— Никак благородный?.. Впрочем, всё равно. Я повидал и баронов, что убегали с такой прытью, что нанимались к нам матросами... Пойдем, я знаю такое место.
— Не сомневаюсь, — откликнулся я. Он потрогал скулу, поморщился.
— Гад, чем это он меня... Меня зовут Грегор.
— Ричард... Ричард Длинные Руки.
— Иди за мной, Ричард.
Я пустил коня за ним следом, потянулись таверны и трактиры. Из распахнутых дверей смех, песни, запахи вина и мяса, затем приблизились такие же распахнутые двери, навстречу те же запахи вина и мяса, но я сразу ощутил, что тут малость опрятнее, публика чуть чище, а девицы не такие уж и потасканные, не как половые тряпки.
Я спрыгнул на землю, набросил повод на какой-то крюк в стене. Это чистая символика: моего коня никакой крюк не удержит, сказал Бобику громко:
— Оставайся и сторожи!.. Если кто вздумает коня украсть... ну, сам знаешь, что надо делать.
Бобик оскалил зубы и помахал хвостом, да, знает, но в глазах я видел сожаление, всё-таки интереснее со мной в таверну, где много мяса, сладких костей, да и вообще лучше лежать, положив морду на мои сапоги, чем перебраниваться с Зайчиком.
Грегор опасливо посмотрел на здоровенного Пса.
— Где вы только такого... У варваров купили?
— Нет, — ответил я. — С теми еще не сталкивался. — Он вздохнул:
— А мне пришлось. Но только в драке... А говорят, у них такие диковинки!
В таверне он громко свистнул, еще с порога привлекая внимание, хозяин тут же взмахом длани отправил к нам парня. Едва мы сели за стол, перед нами опустились два кубка и кувшин с вином. Грегор довольно крякнул.
— Здесь мои привычки знают, — заметил он. — Сперва промочить горло, а еда пусть жарится...
— Именно жарится?
Он посмотрел на меня исподлобья.
— А что, жрете сырое?
— Да нет, но...
— Еда, — сказал он безапелляционно, — это жареное мясо. Всё остальное — труха.
