— Мальчик! — фыркнула Уинни. — Ему тыща лет, а до сих пор не нашел занятия посолиднее, чем тренькать на своей бренчалке.
— На факультете доблестных защитников наверняка учат чему-то вроде того, как рвать голыми руками такие прутья! — пробормотал Озриэль и раздраженно потряс решетку.
— Да-да, все мы видели, как ты пускаешь слюни на Эола Свирепого, — заметила Уинни.
Гоблинша лежала на соломе, закинув руки за голову.
— Ты хоть раз пыталась для разнообразия быть милой и не раздражать всех вокруг? — упрекнула Эмилия.
Уинни приподнялась на локте и глубоко задумалась:
— Нет.
И улеглась обратно.
Тут звуки снова стали громче — принц дошел до конца коридора, разделявшего камеры, и теперь возвращался обратно.
— А зачем он приходит? — спросила я.
Мадам пожала плечами:
— Чтобы скрасить узникам заточение, наверное.
— Ему можно задавать вопросы, — добавила Эмилия, — иногда он сам рассказывает о том, что происходит наверху, но по большей части ведет себя, как сущее дитя. Единственное, что имеет для него значение, — музыка.
— Значит, на вопросы он отвечает? — уточнила я и, получив кивок, позвала: — Мадоний!
Он приблизился, прекратив петь, но по-прежнему перебирая струны.
— Зачем вы пришли?
Принц призадумался и расцвел в улыбке:
— За вами, конечно!
— За мной? — удивилась я и изумленно охнула, потому что Мадоний яростно провел пальцами по струнам, замок щелкнул, и дверь моей камеры отворилась.
Остальные тоже оторопели.
— Да, вас желает видеть Его Величество, — пояснил он и посторонился, пропуская меня вперед.
Стоило выйти из камеры, новый сочный аккорд заставил дверь захлопнуться.
— Этого твой Эол точно не умеет, — подмигнула я Озриэлю и повернулась к принцу. — Я вам еще не говорила, что ваш си-бемоль безупречен? А балладу про пленную принцессу я готова слушать вечно!
Темницу прямо-таки озарило от его улыбки, и наградой мне послужил новый куплет.
— Вернусь с новостями, — шепнула я друзьям напоследок и прошествовала за принцем наверх.
* * *
Когда мы уже подходили к дверям тронного зала, они сами собой распахнулись, как от взрыва — настолько мощного, что правая створка осталась косо покачиваться на одной петельке.
В проеме стоял гигант Эол Свирепый. Он возвышался над нами горой мышц, словно бы вытесанных из гранита: одно только запястье толще, чем весь Мадоний Лунный. Натертая жиром кожа блестела и лоснилась, а единственным предметом одежды служила обвязанная вокруг бедер тряпочка. На нее-то я и уставилась: неужели чопорная мадам Лилит позволила ему разгуливать по дворцу в таком виде?
— Где ты был? — прорычал он в лицо Мадонию, нависая и брызгая слюной. — Тебя послали за девчонкой час назад. Королева заждалась!
— Сколько раз повторять, любезный Эол, — раздался из-за его спины сладкий голосок, и оттуда вышла мадам Лилит, — что вы вгоняете меня в краску намеками на королеву красоты.
Она притворно улыбнулась кому-то через плечо, а потом снова повернулась к нам с перекошенным от злости лицом, схватила великана за локоть, заставив согнуться, и прошипела ему в ухо:
— Еще раз назовешь меня королевой, пустоголовый осел, и я клянусь…
— Ну, скоро там? — раздался нетерпеливый голос Марсия из глубины зала. — Привели?
— Да-да, Ваше Величество, — отозвалась первый советник и наконец посмотрела на меня.
Усмешка перекосила тонкие губы.
Я встретила ее взгляд холодным равнодушием. Первый советник хмыкнула и сделала знак следовать за ней.
ГЛАВА 26
Его Величество Марсий Великий
Марсий сидел, развалившись на троне: одна нога закинута на подлокотник, на вторую стоящий на коленях обувщик примеряет вычурный башмак для парадных выходов. Я сглотнула, увидев рядом Индрика. Несчастный музыкант выглядел неплохо, но действительно держал поднос — только с финиками и орешками. Марсий горстями закидывал их в рот.
Мне он обрадовался, как старому другу. Пинком отпустил обувщика и стряхнул крошки с ладоней.
— Так-так, это действительно ты, Цветочек! А я не верил, когда мне доложили, что принцесса вернулась. Не ожидал увидеть тебя… целой. Дракон оказался вегетарианцем?
— Дракон оказался настоящим джентльменом, — с достоинством ответила я, — и отпустил меня.
— Оливия хочет сказать, что сбежала, — мягко заметила мадам Лилит.
Первый советник уже пристроилась справа от Марсия и бессознательным движением поглаживала трон.
— Ошибаетесь, — парировала я. — Господин Кроверус прекрасно знает, где я, и не возражает (тут пришлось слегка приврать — выбора у него не было), но можете сообщить ему, если не верите. Вы ведь этим собирались угрожать?
— Не смей так разговаривать с мадам Лилит! — вскипел Марсий, вскакивая с трона. — Она всегда к тебе хорошо относилась, не понимаю почему — ты ничем этого не заслужила!
— Хорошо относилась?! Знал бы ты, что она сделала, и еще собирается… — Тут я осеклась. Что я ему скажу: первый советник задумала государственный переворот? И где доказательства? Или что он незаконный король? Чутье подсказывало: Марсий не поблагодарит ни за первое, ни за второе.
— Ну? — насмешливо спросил он, складывая руки на груди.
На спокойном лице мадам Лилит отражался вежливый интерес — она чувствовала себя в полной безопасности. Она и была в полной безопасности. Не нужно ходить к Вещей Каладрии, чтобы узнать, кому поверит Марсий. Поэтому я промолчала.
Юный король хмыкнул.
— Так я и думал. Тебе просто ненавистна мысль о том, что ты сама никому не нужна.
— Что? — оторопела я.
Его лицо уже приняло хорошо знакомое надменное выражение. Марсий принялся расхаживать перед троном, задумчиво крутя финик.
— Отец тебя фактически продал, — заявил он и закинул финик в рот, — а дракону, как видим, ты и даром не нужна. — Прожевал плод и выплюнул косточку.
Я помолчала, а потом тихо сказала:
— Мне… жаль, Марсий.
Он остановился и недоуменно вскинул брови.
— Тебе жаль?
— Да, мне жаль, что твой отец умер, а единственная небезразличная девушка ненавидит тебя. И теперь ты один. Поэтому да, мне жаль.
Мадам Лилит попыталась что-то сказать, но Марсий, не оборачиваясь, жестом остановил ее. Кулаки короля сжались, а лицо подернулось гневной судорогой, и я почти пожалела о сказанном. Пару мгновений он вглядывался в меня так, словно хотел прожечь насквозь — наверняка именно этого и хотел, — а потом разжал кулаки, откинул голову и расхохотался. Невеселый это был смех.
