- Постой, - Сергей чему-то ухмылялся. - Тут, Илюха, другим пахнет. С Прелатом тебе, Александр Федорович, поговорить та так и не удалось?
- Сподобился, когда в подземелье угодил. Вытянули на допрос. Сидит худой старец, лицо черное, руки как у мумии. Секретарь все расспросил, ответы записал. Прелат, в лице не меняясь, скомандовал: в отряды. Почему, отчего, кого прогневил, так и осталось за ним. Дальше потоп случился. Нас едва успели из подземелья достать.
Перегнали к самым стенам собора. Я видел, как его илом замывало. Подумал еще, вода схлынет, всем работы прибавится, может, и меня от отрядов вернут. А с другой стороны, опять: утро - молитва, день - работа, вечер - молитва. Три раза поел и спать. Раз в квартал премия: кого-нибудь на костре сожгут. Потолкаешься в толпе, на завтра - читай сначала. А как увидел нового Прелата, и вовсе расхотелось проситься - старший секретарь. Да дерганый какой-то стал. На меня глянул, и как заорет: в костер его! Надо показательное аутодафе устроить. К нему некто в черном подкатился, пошептал. Ах, говорит секретарь, жаль, что именно этого нельзя. Тогда - в отряды.
- Что из всего изложенного следует? - Илья глянул на, криво улыбающегося Сергея.
- На очистные кто идет? - спросил Углов и сам себе ответил. - Уголовный и мелко-неугодный элемент. А в отряды?
- Не понимаю.
- Политические. Статья пятьдесят восемь дробь шестьсот шестьдесят шесть.
До Ильи стало доходить. Но соглашаться он пока не торопился. Какое отношение к местной политике может иметь АФ, или Сократ, - борода веником, - умыкнувший чужую жену, или все они… Кто? Нарушители устоев? Не угодные, неудобные?
- А как быть с беспамятными? От них какой вред властям предержащим?
- Пушечное мясо, - отрезал Углов. - На лагпункте стража получает с головы.
Политических может не хватить. Вот к ним в компанию и набивают зомби. Часть останется на Китайской Горке, по дороге кто-то погибнет. А город Дит не может без даров леса. Смотри как верно задумано: прекратись поставки из лесу, город останется без лекарств, древесины и пряностей, без папира в конце концов.
- А что на счет добавок в пищу скажешь? Я по себе сужу: никаких особых изменений…
- Черт его знает. Думаю, в разных слободах и отраву используют разную. Тебя ж никто в Алмазовке работать не заставлял. Ешь вволю казенной хавки, спи столько же. И все - тихо спокойно. В Игнатовкее работать надо. Там кумарному делать нечего, на молитве заснет. Чего доброго, и на сожжении уйдет в мир иной под наркозом.
- А в Крюковке?
- Никогда не слыхал. Да и зачем? Там стабильность проистекает от анархии. И от страха, конечно.
В Алмазовке когда-то жил раввин, - задумчиво продолжал Сергей, глядя на переливы света. - Потом пропал. Искали - как в воду канул. Я его спрашиваю: ты почему, рабби, тут поселился? Он мне: а где еще? Здесь я среди гоев, конечно, но ношу своего Бога в себе. Мне хотя бы это оставили. В слободе Святого Игнатия меня сначала окрестят, потом помучают, но, в конце концов, сожгут на показательном аутодафе. Там люди, конечно, работают и ведут очень упорядоченную жизнь, но упаси меня Он от такого порядка! На острове мне тоже долго жить не придется, сам понимаешь. Для крюковцев я в первую очередь жид. Хоть уверен, не все там знают, что это такое. Там меня сначала опустят, потом закопают, и только потом убьют, но так изощренно, что я долго буду помнить сам процесс. Лучше я останусь в Алмазовке, буду есть рис с… Что значит не кошерная?! Так я вам скажу: в Аду вся пища трефная. Но это не причина, чтобы менять сей ад на другой, в котором не будет вообще ничего.
Илью, наконец, сморило. Он уже засыпал, когда его буквально подбросил, выскочивший в голове вопрос:
- Постой! Как же так? Он же католический священник, а у него жену увели?!
- Ну и что? - не понял Сергей.
- Ему жены вообще не положено!
- Где не положено, мил человек? - прозрачные глаза слезились на пламя. - На земле, в той жизни? Или здесь?
Илья уронил голову и уснул уже без всяких вопросов.
Он так устал, что потерял способность нормально видеть. То есть зрение осталось, но какое-то коридорное: видишь только то, что впереди, непосредственно под ногами. По сторонам не то что не смотрел - не было "по сторонам". Отсутствовало в обзоре.
Травка под ногами обычная. Длинные стебельки. Никаких тебе присосок, щупальцев, зубчиков, колючек. Нормальная травочка. Почему же Руслан не дает команды остановиться? Илья подумал об этом мимоходом. Нет команды - топай. Закон!
Заканчивался двенадцатый день пути. На протяжении последней недели они спускались по бесконечному почти неощутимому тягуну. Разлившаяся до неоглядной шири река, приближалась. Воздух пропитался болотными испарениями. Запахи наплывали такие, что голова кружилась до обморока. Иногда Руслан останавливал отряд и передавал, чтобы все завязали лица до глаз. Но и глаза щипало. Пряный, похожий на духи аромат, а не сморгнешь вовремя или вдохнешь поглубже и - кувырк: лежишь уже в мелкой щипучей жижице.
Даже падать почти все научились правильно. Важно, чтобы лицо не ушло в траву или в воду. Случись такое - хана. Тут же какая-нибудь проворная гадость заберется в нос или в рот. В ухо-то ладно, еще успеешь выковырять. Одному из зомби не повезло почти сразу. На третий день пути упал и больше не встал. Думали, захлебнулся. Он рухнул даже не в лужу - в мелкую вязкую жижу. Его попытались поднять. Но Руслан вдруг проявил несвойственную ему резкость: разогнал людей от павшего отрядника, потом придирчиво осмотрел всех, кто к нему подходил и только после этого разрешил идти дальше. Кирюха - капитан заорал матом. Но Сергей пошел на него всей глыбой своего авторитета и заткнул.
В те времена Кирюха еще позволял себе командовать. Вернее, Сергей ему позволял.
На привале, на плоском, как лысина пустом пригорке, командир опять попер на Руслана. Тот даже головой не повел, дождался окончания тирады и поведал такое, от чего не только Кирюха присмирел, у всех захолодело внутри. Оказывается, в местных грязях водился червячок - махонькая и до невозможности быстрая тварюга.
Встретив большую добычу, он забирался в естественные отверстия жертвы, там внедрялся сквозь слизистую в кровь и как бы на время в ней растворялся.
Метаморфозы начинались позже: человек вытягивался, худел, истончался. Тело помаленьку приобретало строение кольчатого червя. Такой червяк - метра два длинной - нападал на все что шевелится. Самым мелким тварям от него урону не было. Зато оно с удовольствием кушало большие подвижные биологические объекты. И не только кушало, но и заражало своими спорами тех, кто по неосторожности оказался близко. Одно хорошо: жизнедеятельность этой твари поддерживала определенная травка. Червь жил только там, где она произрастала. Вскоре после первого превращения весь участок покрытый этой травой кишел червями. Но они, в конце концов, умирали от голода. Даже не умирали - истончались, приобретая первоначальный внешний вид, и… до следующей крупной жертвы. Руслан объяснил, что животные чуяли такие места и обходили стороной. А люди, вот, забрели.
