Схватил бутылки, слышу — дверь за спиной отлетела, развернулся и как заору:
— Получи, зараза! — И швырнул обе бутылки, одну задругой, словно гранаты под «тигра».
Одну бутылку тварь в воздухе когтищами разнесла, но большая часть содержимого все равно на нее попала. А вторая вообще отлично попала — об грудь разбилась. Тварь даже замерла на миг — ну, еще бы, так по дыхалке получить.
— Абзейт! В сторону, русский!
Я вбок метнулся, на колени упал, и тут над моей головой ракета пролетела.
Черт! Она ж сигнальная! То есть осветительная! Я ж ослепну к чертям свинячим от такого фейерверка!
Все же кое-что разглядел.
Ракета угодила твари точно в грудь, аккурат в то же место, что и вторая бутылка. И зажгла. Уж не знаю, чего там в этих бутылках было, но полыхнуло — будь здоров!
Тварь взвыла и попыталась ракету лапой прихлопнуть. И прихлопнула. А то, из чего ракета состояла, по ней же и размазалось.
По-моему, в ракеты эти фосфор намешивают. Или магний?
Я к порогу третьей комнаты перекатился, попытался на ноги вскочить, поскользнулся на кишках каких-то, углядел рядом автомат, схватил — черт, все в кровище! — развернулся и.
— Nein.
Штурмхауптфюрер тоже автомат схватил. Только автоматы нам уже без надобности были. Тварь нас уже не видела, не слышала, а и вообще она занята сильно была — подыхала. Пару раз подергалась и затихла.
Я автомат опустил и огляделся.
Ну и ну. Весь пол кусками, даже не кусками, ошметками какими-то усеян. Словно осколочный разорвался. И везде — на полу, на стенах, даже на потолке — кровь. А в воздухе дым висит ядовитый и мясом паленым воняет.
— Ыгх.
Хаупта прямо на пол вырвало. Я малость покрепче оказался — прошел кое-как через пролом на месте окна, который чудище проделало, и только снаружи от завтрака избавился. А заодно от вчерашнего ужина и обеда.
Черт! Мало того, что чуть кишки наизнанку не вывернул, так еще и голова на осколки раскалывается. Не иначе, фосфорным дымом потравился.
Хаупт, похоже, тоже проблевался. Выполз наружу, лицом под местную травку камуфлируется — точь-в-точь такой же серо-зеленый оттенок. Но «шмайссер» на ремне за собой волочет.
Пару минут молча посидели. Я на всякий случай еще прислушивался — черт, думаю, этого колдуна знает, что у него в загашнике было. Вдруг эту заразу огонь не берет или, еще хуже, из нее опять чего-нибудь новое вылупляется, похлеще предыдущей. Но вроде тихо, только огонь потрескивает.
Наконец хаупт тоже оклемался маленько.
— Ну, — бормочет, — чито теперь делать с тобой будем, русский?
— Неправильно ты, — говорю, — вопрос формулируешь Что с тобой, фриц, делать будем?
И автомат к себе подтаскиваю.
Гляжу — а он тоже за автомат схватился. Я на боевой взвод — и он на боевой взвод. И глядим друг на друга поверх стволов.
— А ну, — говорю, — хенде хох, фриц.
— Сначала ты, русский.
Черт! Хорошенький выходит расклад!
На таком расстоянии очередь — верная смерть. Но не сразу. Тот, другой, тоже на спуск нажать успеет.
Интересно, думаю, так и будем тут сидеть?
И тут немец пропал. Только что сидел и вдруг, ни с того ни с сего, взял да и растаял в воздухе. Растворился, как сахаринка в кипятке.
Черт! И автомат пропал!
Куда ж это он, думаю, деться мог? Неужто назад? Эх, надо было мне все-таки его располовинить. Нашим бы на одного СС работы меньше.
Ладно. Счет два-один в нашу пользу — жить можно.
ГЕРОЙСКИ ПАВШИЙ
Денек этот приятный выдался. Солнечный. А то я уже начал было думать, что солнце здесь только по самым главным церковным праздникам бывает, а в остальные дни — по карточкам. Полчаса на рыло, получи и распишись. Понятно, конечно, что граница и все такое, но тоскливо от этого ничуть не меньше.
Я как раз пристроился трофейному «шмайссеру» техобслуживание производить. Постелил кусок брезента, разобрал и начал каждую детальку вдумчиво и обстоятельно изучать. Раз уж, думаю, мне с ним воевать, то и знать свое оружие я должен, как говорится, от и до. В том числе — каких пакостей от него ожидать.
Ну, пока что пакостей особенных не предвиделось. Автомат сравнительно новый, всего полгода как выпущен, да и содержал его покойный эсман в порядке. Жаль только, с патронами напряженка, всего три магазина, из них один наполовину пустой — пришлось с рыжей поделиться. «Вальтер»-то хаупта я ей отдал.
Даже обидно немного. С одной стороны — полный ящик патронов, но вот только вставлять эти патроны можно исключительно в тэтэшник. А с другой… Тем более что из «шмайса» одиночными не очень-то постреляешь, а очередями в бою начнешь полосовать, так и к «ППШ» диски один за другим пролетают — только успевай менять.
Ладно. В конце-то концов, думаю, оборону держать — трофимовский «максим» имеется и «березины» с «пешки» — к ним, правда, тоже патронов не горы. А «шмайссер» мы побережем для настоящего дела — небось не залежится.
И — как в воду глядел.
Слышу — по мосту кто-то пронесся на полном скаку. Я даже от автомата отвлекся — интересно стало. Наша-то замковая кавалерия в стойлах овес хрумкает, только Аулей опять с утра куда-то подался, и потом, несется этот товарищ, словно призрак дважды покойного Охламона увидал.
Не иначе, думаю, связной от командования. Кто еще так гнать будет? А связники всегда как намыленные носятся, даже если в сумке всех приказов — от корпусного интендантства: «Срочно, в трехдневный срок, произвести инвентаризацию подштанников и телогреек во вверенном…» и так далее. Ей-богу, не сочиняю, был такой приказ.
Влетел этот курьер на двор — лошадь взмыленная, пена с нее клочьями летит, — соскочил, поводья, не глядя, какому-то гаврику бросил и бегом ко входу в башню. А я гляжу: вроде одет-то он по местной моде — плащ, кафтан и прочие ботфорты, да вот только на голове у этого фельдъегеря берет набекрень, а на груди чего-то угловатое и железное болтается, со стволом, что характерно, и рукояткой — ну очень на автомат похоже, правда, незнакомой системы. Но то, что автомат, а не скребок для подковы, — руку на отрез даю.
Я аж подскочил.
— Эй, — кричу, — мусью! А не парле ли вы дю Франсе?
Курьер тоже подскочил — у него это еще лучше получилось, — приземлился и головой завращал.
— Que… Где меня звать?
— Здесь тебя звать.
Тут он наконец меня увидел — и снова подпрыгнул.
— О, боги… mais c'est impossible!… Ты есть советский, русский?
— Был, есть и буду есть, — киваю. — А ты — vive la Fran ce?
