Договорить Фуару уже было не суждено. По телу прошла последняя судорога, унесшая последние искорки жизни из тела.
Деймос взревел пугающим животным рыком, в котором смешались боль и ярость. Словно вместе с жизнью любовника ушло и то, что делало царя человеком. Он встал, прижимая к себе тело Фуара, и тяжелым взглядом обвел зал.
Вокруг своего царя уже успели собраться воины во главе с Геллой. Их оказалось гораздо больше, чем предполагалось, и все вооружены до зубов, готовы стоять до последнего или немедленно ринуться в бой — в зависимости от того, что прикажет царь.
А царь все молчал, словно разом забыл все слова. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы его взгляд не наткнулся на Ласнара, который пытался незаметно покинуть зал.
— Стоять! — рявкнул Деймос, и кто-то, кажется, Эол, тотчас оказался рядом с Ласнаром, выбив из его рук меч.
И минуты не прошло, как поверженный правитель оказался коленопреклонен перед Деймосом.
С ненавистью посмотрев на Ласнара, царь процедил:
— В своем вероломстве ты не пощадил даже брата! И надеялся уйти от ответа?
— Нет! Это не я! Онар…
— Ложь! И из-за этого я считаю наш договор нарушенным!
Говоря это, Деймос подошел к опустевшему трону и усадил на него тело Фуара. Бросив на любовника последний взгляд, царь обронил:
— Что ж, достойная гробница достойного человека. Воины мои!
— Да, царь! — отозвался ровный гул голосов.
— Нас ждет славная битва! Убейте всех! Сожгите дворец и сотрите город с лица земли!
Как натасканному псу не нужно дважды повторять «Фас!», так и воинам Деймоса не пришлось повторять приказы. Нет, битвы почти не получилось. Началась резня. И сам царь кровожадным демоном метался в самой гуще.
Не в силах справиться с горем, Деймос попытался утопить его в крови. Он не делал различий, кто перед ним: воин, старик, женщина или ребенок, он нес смерть всем.
Кажется, в этой кровавой бане погибла Гелла и был тяжело ранен Илус, но царю было все равно, он продолжал уничтожать все живое.
Все закончилось лишь больше суток спустя. Цветущий город превратился в сонм пожарищ и пепелищ. Улицы завалены горами трупов, по дорогам продолжали течь реки крови. Вонь гари и крови крепко пропитала воздух. Из горожан не выжил никто. И садящееся солнце расцвечивало и без того жуткую картину багровыми тонами.
Деймос, наконец, опустил меч и огляделся на дело рук своих. Сам он при этом выглядел так, будто выкупался в крови.
Под тяжелым, полубезумным взглядом царя вымотанные воины невольно отпрянули. Но Деймос этого и не заметил. Душа жаждала мести, но мстить уже было некому, а боль не уходила.
Перед глазами встал то ли призрак, то ли видение Фуара. И лицо его светлого мальчика было искажено от ужаса и отвращения. Он отвернулся.
И впервые, кажется, Деймос осознал весь ужас содеянного. Из груди вырвался крик, полный боли и отчаянья. Царь поднял над головой свой меч и сломал его, словно щепку, с отвращением отбросив куски, потом Деймос снял корону и кинул наземь, как надоевшую безделушку или нечто мерзкое.
Глаза всех присутствующих неотрывно следили за тем, как корона катиться по окровавленным булыжникам мостовой, и когда кто-то решил поднять взгляд, то царя уже не было. Он словно растворился в сумерках.
Какая неуютная ночь… Даже луна не пожелала смотреть на этот грешный мир и спряталась за тучами. На улицах царили серые сумерки, кое-где рассеиваемые тусклым светом фонарей. Конечно, тому, что шел сейчас по улице, и чьими полами пальто играл сквозняк, так как ветром назвать это было затруднительно, не так уж и нуждался в свете, но оптимизма это не прибавляло.
Он не любил этот квартал: пристанище самых сомнительных заведений и личностей, поэтому стремился как можно быстрее миновать его. Не из стразха, а ощущения какой-то грязи. Человеческие ужасы, низменные желания, разбитые надежды, казалось, пропитали здесь каждый дюйм. Мужчина дошел почти до конца, когда что-то заставило его остановиться, да так резко, будто у его ног развернулась бездонная пропасть.
Здесь, среди всего этого смрада, витал отголосок духа. Духа столь древнего, равного ему. И при этом потонувшего в боли, горечи и извращенной похоти. Мужчина обернулся, ища источник, и наткнулся на тусклую вывеску очередного увеселительного заведения. Разница была лишь в том, что оно оказалось знакомым. Хотя это скорее лишь усиливало отвращение, чем утешало. Но интерес оказался выше.
Придав лицу беспристрастное, ничего не значащее выражение, мужчина вошел, тряхнув медными волосами, позволяя им рассыпаться по отороченному черным мехом воротником.
Дверь задела колокольчик, издавший какой-то обреченный звон, и тотчас на свет божий, если таковым можно назвать то, что излучали притушенные красные светильники, вышел хозяин заведения. Смазливый, вертлявый. Окинул вошедшего цепким взглядом, и тотчас склонился в подобострастном поклоне:
— Господин Фаул! Я и помыслить не мог, что столь важная и могущественная персона соизволит посетить мое скромное заведение! Для вас все, что угодно! Лишь намекните на ваше желание!
— Ты, в самом деле, держишь заведение с Детьми Ночи, Слир?
— Всем надо на что-то жить, — почти застенчивая улыбка. Наверное, так же улыбалась бы змея, случайно цапнувшая кого-то. — Зато любой каприз за ваши деньги. Что вы желаете? Девушку умоляющую вас о боли, юношу? Или…
— Перестань, — раздраженно отмахнулся Фуар. — Меня это не интересует. С каких пор ты используешь в своем грязном бизнесе обладателей древней крови?
— О, что вы…
— Отвечай! — голос мужчины, словно холодная сталь, резанул душный воздух. Сила взвилась над ним подобно плащу.
— Один, только один! Если Черный Принц желает его… я не знаю… — глаза Слира забегали.
— Имя! — потребовал Фаул, хотя уже знал его, снова уловив запах той крови, но ему нужно было подтверждение.
— Деймос.
Осталась внешняя холодность, но внутри что-то оборвалось, он потребовал:
— Я хочу его видеть!
— Это не бес… платно.
— Этого хватит на все, — Фаул кинул на стол пухлую пачку купюр. — Веди и расскажи, что он здесь делает вообще. Обманешь…
— О, нет, Черный Принц… — залебезил хозяин заведения, поспешно пряча деньги. Пройдемте. Вот в эту дверь. Он в конце коридора. В особых… апартаментах, — и, столкнувшись с недобрым взглядом, тут же продолжил: — Он сам пришел! Клянусь! Может, он умом тронулся или еще что… Годы давят… Но он сам! Клиентура у него одна из самых извращенных, но только люди! За одну ночь с ним много платят, очень много. Он позволяет им все. Не секс, не столько секс… Он сильная жертва. Идеальная для публики подобного сорта. Он не наслаждается тем, что с ним делают. Ни одного мига наслаждения. Но позволяет… — голос Слира стал сиплым, он споткнулся под тяжелым взглядом спутника и все же продолжил: — Он не берет себе денег, нисколько. У него точно что-то с головой.
