— А некроманты?
— А у них что, выбор есть? В других городах некроманты просто вне закона.
Дома больше всего походили на коробки из‑под обуви и были сложены из черного, как уголь камня. Лично мне эта картина настроения не добавляла. Хорошо, хоть жителей на улицах почти не было. Наверное, спали в своих гробиках. Я так догадывался, что у них сейчас глубокая ночь. Наконец мы подошли к зданию, похожему на прочие, как единоутробный близнец. Ступени круто спускались вниз, и я сразу вспомнил заведение, в котором прошла наша первая встреча с Виктором.
— Бургомистр мог бы построить себе жилье получше, чем подвал для хранения картошки.
Карелла злобно посмотрел на меня, но смолчал.
Черт его знает, сколько мы спускались вниз. Я насчитал двадцать три поворота, но не исключено, что некоторые мы прошли по два раза. В огромной комнате, куда мы в итоге попали, горела крохотная лампа. Света она почти не давала, лишь позволяла угадывать общие очертания предметов. Карелла, Эрлик и Полина подошли к ней, а я остался стоять у входа.
— Подойдите к свету, — голос был молодым, звучным и от него мороз по коже шел. Он звучал как бы отовсюду. — Я прекрасно вижу в темноте, а вам так будет удобнее.
К свету значит. Хорошо. Если бы он сказал мне пуститься вприсядку и при этом петь песенку о храбром Торби, который ушел в море и там утонул на хрен, то я и это, наверное, сделал бы, не раздумывая. Есть моменты, когда о гордости приходится забыть.
— Ваш отец будет ждать вас в Фаро. Бар "Лопух и Улитка" в Среднем городе. Знаете, где это?
— Найду, не маленький. Откуда у вас такая уверенность, что это мой отец и откуда вы его вообще знаете? — я считал, что его накрутил Виктор, но голос меня удивил.
— Вашего отца я знаю давно. Очень давно. Уже не помню, сколько лет. Никогда не следил за вашим летоисчислением. Мы с ним неоднократно оказывали друг другу различные услуги, и он никогда не относился к нам, как к врагам. Я думаю, что эта услуга будет последней. Его время на исходе, — на краю света и тени мелькнуло лицо. Я ожидал увидеть монстра, но бургомистр Сиута оказался довольно привлекательным молодым человеком, разве что чересчур бледным. Его зубы я не разглядел. — Что касается отцовства, то мне нужно было вас почувствовать, чтобы убедиться в этом. В том, что Владислава разыскивает именно его сын.
— Владислава?
— Под этим именем я когда‑то его знал. И до этого и потом у него было еще много имен, но я предпочитаю называть его именно Владиславом. С этим именем у меня связаны личные воспоминания, и мне его легче запомнить.
— Владислав, так Владислав. Вы убедились, что я — это я. Теперь мы можем идти?
— Ступайте. Лампу можете забрать с собой. На входе вам передадут две тысячи золотом. Это плата за услугу, которую вы оказали нашему городу. Я имею в виду сбежавших преступников. Я надеюсь, что вы запомните, что я был другом вашего отца. Другом, насколько это возможно при данных обстоятельствах. — В его голосе мне почудилась ирония. — Мы будем рады видеть вас у себя в гостях, если у вас возникнет такое желание.
— Спасибо, но лучше уж вы к нам. — На этот раз лица не было видно, но я почувствовал, что вампир улыбается.
— Возможно. Когда‑нибудь. До свидания.
Когда мы выбрались, то я наконец‑то перевел дух.
— Как‑нибудь я припомню вам этот визит вежливости, Карелла.
Виктор только сглотнул и судорожно кивнул. Выглядел он едва ли не бледнее вампира, а пальцы ходили ходуном. Я вспомнил, что о нем говорила Полина при нашем знакомстве. Уверен, что Карелла боялся этого визита еще больше меня, но что‑то в нем сидело такое, что заставляло его двигаться дальше вопреки своему страху. Сложно понять, как можно так беззаветно любить деньги.
Мы забрали остатки нашей компании и убрались из Сиута еще засветло.
— А я вам в сотый раз говорю, что мне нужно увидеться с Юлом!!!
— А я вам в сотый раз отвечаю, что вам вначале нужно увидеться с вашим отцом!!!
Мы с Карелла орали друг на друга уже минут пятнадцать. Остальные вначале пытались нас утихомирить, а сейчас, рассевшись в кресла, смотрели на бесплатное представление. Эрлик увлеченно жевал краюху хлеба, а Полина красила глаза, прислушиваясь к нашим воплям.
Даже не знаю — из‑за чего я так завелся. Наверное из‑за того, что город Фаро за время моего отсутствия совсем не изменился и я только–только начал понимать, что же потерял на самом деле. И во всем этом был виноват Виктор.
— Ладно, — сказал я, — хватит народ веселить. Все. Вечером идем на встречу с Владиславом.
Карелла недоверчиво посмотрел на меня. Он подстригся, побрился и надел более–менне приличный костюм. Теперь его было не стыдно впустить хотя бы в прихожую. Однако сейчас лицо у него было красным, а глаза — злыми.
— Ну–ну… — только и сказал.
После этой содержательной речи они с Эрликом быстро собрались и куда‑то ушли. Я лег на кровать. Надо бы снять сапоги, но мне было лень. Алиса и Альф уселись рядком напротив меня. Точь–в-точь котята на заборе. Молчали они долго, я даже начал задремывать.
— Питер, — осторожно сказала Алиса.
— М–м-м?
— Ты не переживай так. На самом деле все будет хорошо.
— Да я и не переживаю. Пусть Виктор переживает.
— Это ведь на самом деле нормально — иметь семью.
Я непонимающе уставился на нее.
— Ну… ты ведь сегодня встретишься со своим отцом.
— Алиса, эта встреча должна была произойти четверть века назад. Собственно говоря, самого расставания не должно было быть. Сейчас уже поздно говорить об этом. Худо–бедно, но без отцовской любви и опеки я обходился всю свою жизнь, так что никакого священного трепета от предстоящей встречи я не испытываю. Я видел отца четыре раза и до сих пор не знаю — было ли это наяву или он мне приснился. В три года он сдал меня в Королевскую школу боевых искусств, оплатив весь курс обучения авансом. Когда мне было четыре или пять, меня привезли на его похороны. Я не очень много знаю о семейных взаимоотношениях, но думаю, что любящие отцы так не поступают.
— У него могли быть свои причины на это.
— Точно. А у меня есть свои причины не испытывать сыновних чувств по отношению к нему. То, что я поступил в Академию, а не оказался на улице, в трущобах… то, что я выжил в этой войне — не более, чем счастливое стечение обстоятельств. Случай. Так что отстань от меня со всеми этими проповедями о семейных ценностях. За последние двенадцать лет я столько всего видел и столько всего наворотил, что словами пронять меня невозможно. Если не веришь, то спроси кого‑нибудь о резне в Хаттори. Тебе обязательно расскажут — будешь потом детей своих пугать.
