Я приблизился вплотную к бушующей магессе.
— Пусть верит. Это его выбор. Эту тему больше не поднимаем. Нам ещё сражаться в одном строю.
— Мне что жалко, что ли. Пусть верит, дуралей.
— Ты меня слышала? Ещё раз и я сам тебя огребу, не посмотрю, что женщина.
— А силёнок хватит?
— Хватит. Если что, вера предков поможет.
— Молится будешь?
— На сотовый позвоню.
— Просто, вы ничего не понимаете.
— И не хочу понимать. Мне твои убеждения интересны, пока они не идут вразрез с коллективом.
Ангелина открыла рот, но промолчала, криво улыбнувшись и нацепив простыню.
В воздухе повисла тишина, лопнувшая со стуком двери.
В предбанник вскочил с выпученными глазами Кузнецов в трусах, сандалиях на босу ногу и курточке.
— Эта хрень меня цапнула.
— Какая? — спросила у него нахмуренная Анна.
— Вот такая.
Николай изобразил ладонями пасть с зубами.
— А, Гришу покормить надо.
Мы все уставились на целительницу.
— Пойдёмте, — позвала она нас в дом.
На втором этаже обнаружилась большая комната, оборудованная как оранжерея. Все в недоумении смотрели на кадку с огромным цветком, а тот клацал зубами в воздухе и поглядывал полусотней маленьких глаз, ютившихся по краям клыкастого листа, сложенного в виде челюстей.
Анна подошла к небольшой клетке и длинными щипцами достала оттуда маленького мышонка, которого поднесла к цветку. Тот молниеносным движением схватил добычу и сжался в плотный комок на манер белокочанной капусты.
— Мне дядя с разных стран привозит такие. Сейчас много полудухов-полурастений. Это Аидова крысоловка, а там сердечник.
Мы уставились на пульсирующие красные кактусы. Они и в самом деле бились как живые сердца.
— Здесь цветолётка. У неё семена как моль разлетаются. Есть ещё ползунок. Он сейчас сытый, а бывает щупальца в разные стороны раскинет и сахар со стола стащить может, для человека не опасен.
— А это что? — показал я на непонятное полупрозрачное создание, порхающее у стеклянного потолка.
— Это улитка-бабочка.
— Улитка? — переспросила Ангелина. — А у тебя коровы не летают?
— Нет, — улыбнулась в ответ Анна.
— Ведьма на ведьме, — процедил Николай. — Одна еретичка, другая тварей богомерзких собирает, третья продалась демону.
— Ты забыл про оживший труп, — вставила слово боевая магесса, приподняв вверх указательный палец.
— Господь всемогущий, дай мне сил выдержать это испытание и укрепи мою веру.
Дружинник троекратно перекрестился, воздев взгляд вверх, а потом глубоко вздохнул и через силу улыбнулся.
— Да. Это моё испытание, — пробормотал он.
— К нам гость, — настороженно произнесла Белкина, прервав молебен дружинника.
Все замерли и уставились на неё.
— Кто? — спросил я.
— Не человек, но и не из наших. Не из веры предков, — с язвинкой ответила Всевидящая.
— Где? В кладовке.
— И дед его пустил?
— У меня кладовка на улице. Она смежная с гаражом, но вход с другой стороны, со двора, — произнесла Анна.
Мы все рассыпались по комнатам и наспех оделись, пошатываясь после бани и пива. Встречать решили все вместе.
На всякий случай приготовились к неприятным событиям, заготовив щиты. Такой концентрации энергии этот дом, наверное, не встречал за всё время существования.
Вооружились тоже отменно.
Дверь в кладовку открыл я.
— Человек, отдай, — зразу послышался оттуда тихий шепчущий голос.
— Ты кто?
— Отдай. Это моё. Отдай.
— Что отдать? — с нажимом спросил я.
— Моё. Оно здесь. Я четыре года ищу тебя, отдай.
Сзади меня встала Белкина.
— Что это за гадость? У меня ощущение липкости и скользкости.
— Не знаю. Тут темно.
— Сейчас включу, — произнесла Игорёва.
Ощутилось колебание телекинеза, и внутри щёлкнул рубильник. Слегка моргая и гудя, загорелась длинная люминесцентная лампа, осветив заставленное коробками помещение.
— Вон там, — шепнула Белкина, и показала в дальний угол.
Из-за коробки от телевизора выглядывало существо, схожее с отощавшим ребёнком, ростом в полметра. Большие, совершенно чёрные глаза тоскливо глядели на меня.
— Отдай, человек.
— Что отдать? — повторил я вопрос.
— Я покажу.
— Покажи, но учти, если задумаешь вред, мы тебя уничтожим.
Существо неуклюже, как марионетка на ниточках, вышло из своего убежища и пошло в дом, шлёпая босыми ногами по скользкой от мокрого снега дорожке. Мы последовали за ним. Существо осторожно подошло к моим ещё не распакованным сумками и легонько прикоснулось к одной из них.
Я начал выкладывать из неё вещи. Наконец, существо охнуло и притронулось к шкатулке с компакт-кристаллами. Медленно открыв её, оно вытащило на свет маленький сувенир, который я купил, планируя создать небольшую диораму. Костяная статуэтка непонятных очертаний размером со спичечный коробок.
Существо прижало это к груди и тихонько всхлипнуло. Потом оно встало и поклонилось мне.
— Спасибо тебе, человек.
— Что это? — спросил я.
— Это всё что осталось от моего народа. Это образ меня. Давно никого нет. Остался только я. Народ погиб, а я жив. Они жили в пещере, далеко отсюда. Они верили, что я хранитель пещеры. Верили, что мягкая тьма поможет им, но они мертвы. Вы люди убили их всех. Но я не злюсь. Я тоскую о былых временах. Народа нет, я есть. Пришли люди. Недавно. Разорили мой дом. Унесли память. Я долго искал. Нашёл. Спасибо, человек.
— Кто убил твой народ? Когда?
— Люди, — мягким шёпотом ответило создание, — Давно.
— Твой народ не люди?
— Нет. Как кошка — это не собака, так и мой народ не люди. Давно. Помню… — существо замолчало, подбирая слова. — Помню, мамонты, помню, обожжённые копья и огонь. Мой народ не знал огня. Для них была мягкая тьма. Давно нет народа.
Создание, осторожно топая по паркету босыми ногами, вышло на улицу и зашло в кладовку.
— Эй, ты куда? — бросилась за ним Анна.
Когда она заскочила в дверь, то взвизгнула и заматерилась, как не подобает женщине. Мы кинулись на помощь.
Целительница выбежала из помещения словно ошпаренная навстречу нам, и дрожащими пальцами вцепилась в мой рукав.
Я осторожно отстранил её от себя и заглянул внутрь. Глазам предстала картина, достойная кисти Сальвадора Дали. Весь потолок заливала чёрная маслянистая жижа, из которой блестели бесчисленные маленькие глаза, а посредине висела обхваченная щупальцами тощая фигурка. Мягкая тьма баюкала свою марионетку с зажатой в пальцах статуэткой, как ребёнок куклу. Она качала замершее создание и тихо пела, как ветер в большой пещере.
