В прошлом письме – машинально посчитала – имя Эри упоминалось четырнадцать раз. В этом не будет ни одного. Что писать – она со мной не разговаривает? Она смотрит сквозь меня? Она обходит меня, словно я привидение?
«Может, еще раз извиниться?» – думает Гермиона.
Она снова начинает подбирать слова – в тот раз Эри ее прервала, просто сказала: «не хочу ничего слышать, Грейнджер. И видеть тебя не хочу».
– Возникли… непредвиденные обстоятельства непреодолимой силы, – бормочет Гермиона тихо-тихо, чтобы не было слышно за пологом кровати. – Наказание не соответствует тяжести проступка… – Она вспоминает длинное, эффектное, праздничное слово, которое не каждый взрослый знает, и выговаривает его шепотом:
– Форс-мажор!
Длинные, красиво-округлые слова успокаивали – пусть я не прирожденная волшебница, мне надо учить многое из того, что вы впитали с детства, зато что я знаю!.. И это было как привет от родителей, ее спокойных и разумных родителей, которые все равно – лучшие на свете, несмотря на то, что не умеют открывать двери без ключа и поднимать предметы без рук.
С тех пор, когда она, пятилетняя, в приступе гнева скрутила папин серебряный портсигар спиралью – не руками, пробудившейся стихийной магией – а папа, милый, растерянный папа, усадил ее перед собой и сказал: «Давай всесторонне обсудим эту ситуацию, надеюсь, мы сможем идентифицировать возникшее паранормальное явление…» – с тех самых пор длинные слова были для нее якорем. Прочным якорем, связывающим с домом. Конечно, тогда они ничего не «идентифицировали», родители поняли только, что дочка у них необычная. Поэтому письмо из Хогвартса они восприняли с облегчением: картина мира стала обширнее, словно добавилось новое измерение, но логичнее. И теперь их дочери было место в этом мире. Гермиона была рада вместе с ними, и длинные, как школьные эссе, на несколько футов, на несколько страниц, письма домой – они были еще одним знаком привязанности и любви к родителям. Новый мир дочери был им безумно интересен, хотя интеллигентная сдержанность не позволяла говорить об этом громко.
В прошлом письме – четырнадцать «Эри».
Тогда, первого сентября, в поезде, она так нервничала, что болтала без остановки, останавливаясь только чтобы глотнуть воздуха. Понимала, что нельзя так делать, что люди пугаются, но не могла остановиться. Рыла яму все глубже, и почти свалилась в нее, когда веселая очкастая девчонка улыбнулась ей, приглашая в свой круг. В нем уже были рыжий веснушчатый верзила, как оказалось, из очень древнего магического рода, и круглолицый растяпа, тоже «настоящий» волшебник. А Гарриет Поттер – Эри – росла у маглов, как и Гермиона, но ничуть этого не смущалась.
Так началась дружба.
Гермионе иногда хотелось «дружить» с девчонками, пусть это было не так интересно, как читать книжки и с жадностью узнавать новое о мире… но она прислушивалась к ним – и думала снова и снова: как скучно! Одноклассницы обсуждали музыкальные группы, сплетничали об учителях, писали глупые стишки в альбомах… ради этого не стоило поднимать глаза от книги. В волшебном мире девчонки были такие же, достаточно посмотреть на Лаванду и Парвати. С Эри все было по-другому. Можно и уроки обсудить, и книжки – она меньше читала, но все-таки. Как приятно было услышать очередное «Герми, мне лениво читать весь тот справочник, я заглохла на «Введении», скажи, какие страницы?» – и ответить самодовольно: «С восьмой по тридцать седьмую, потом можно шестьдесят три пропустить, и еще пятнадцать страниц, до заключения, я там закладку оставила». Никто другой в этот справочник вообще бы не полез! А потом обсудить прочитанное – и с легкой досадой убедиться, что Эри, кажется, ухватила суть лучше нее самой. И – поддразнивания, и – перемигивания, и – отчетливое ощущение «мы лучше, чем все остальные»…
За такое можно было простить даже мальчиков.
Сперва она думала – мальчишки как мальчишки, что в волшебном мире, что в обыкновенном… странные и пугающие существа, но в малых дозах – терпимые. Впрочем, Невилл был тихий и не злой, и иногда (стыдясь сама себя), Гермиона думала – если все «прирожденные» волшебники такие растяпы, то я и тут буду хорошо успевать. А Рон был точно такой, как ее одноклассники в магловской школе – шумный, непоседливый забияка, не любитель учиться, увлеченный спортом (всей разницы – квиддичем, а не футболом), в целом безобидный, но раздражающий.
А потом была история с троллем, и восторг в глазах Рона – «не была бы ты заучкой, мы бы все там остались…», и восхищенное «ты молодец, Герми!» от Эри, и понимание, что теперь они – вместе. Команда. Все четверо. И даже мальчишки, стало понятно, нормальные, а вовсе не противные. И «наша заучка» уже не клеймо, а титул, который носишь с гордостью: да, я такая, и вам со мной очень повезло!
Гермиона не удержалась и написала родителям о тролле – очень осторожно, в ее рассказе он был меньше ее, не пытался напасть, просто убегал… видимо, они догадались, что все не так просто. В ответ на это письмо она получила сразу два – энергичную записку от мамы («Миони, еще одна такая история, и мы забираем тебя домой», и длинный ряд восклицательных знаков), и огромный свиток от отца. Чтобы понять все, что он ей написал (это была лекция об опасностях взрослой жизни, о необходимости быть осторожной), ей пришлось два часа провести над словарем – папа, когда волновался, тоже постоянно употреблял длинные красивые слова…
Миони. Мио. Миона. Именно так ее называют родители. А тут – либо полным именем, либо Герми – такое же резкое и энергичное, как все, что Эри делает в жизни. Гермиона все собиралась сказать, как ей больше нравится, но так и не сказала. Теперь поздно, она на веки вечные «Грейнджер». Или вообще никто, пустое место. И Эри так и не сказала спасибо за то, что она подожгла мантию Снейпа во время матча. Ведь жизнь ей спасла. А Эри так по-глупому доверяет ему…
– Иррационально, – шепчет Гермиона. – Иррационально и нелогично доверяет.
Начинается обычный утренний шум – проснулись Парвати, Лаванда и Салли, а она ни страницы не прочла. Гермиона вылезает из постели, одевается, идет в Большой Зал. Светловолосая макушка за соседним столом вызывает спазм в животе.
Что ей сделал Малфой?
Тогда, после того, как профессор Макгонагалл загнала их в спальни и заперла двери (Алохомора не помогала, Гермиона пробовала каждые полчаса, а потом все же уснула), Эри вернулась в половине седьмого утра. Кратко сказала: «со мной все в порядке, Грейнджер, не хочу с тобой разговаривать». Все.
Если она так рано вернулась – значит, то, что сделал Малфой, было слабее, чем та гадость с Невиллом, ведь он пробыл в больничном крыле почти весь день… или нет? Может быть – Гермиона задумывается, что могло вызвать ТАКУЮ реакцию – Малфой ее ударил? Нет, тогда Эри, злая, как мантикора, носилась бы по Хогвартсу и задирала его. А сейчас она тихая, на слизеринца даже не смотрит. Только на Снейпа. Невилл сказал, что она ночевала у него в кабинете, и он ей помог… «Больше ничего не стала говорить», – сказал он виновато, моргая карими глазами.
