Нет и нет!
Выходило, тех двоих предназначили в жертву еще в Алмазовке. Жертва принесена. Но подобреют ли духи сельвы, приняв страшны дар?
Каким образом Руслан находил проход среди зеленой кудели, оставалось непонятным.
Находил как-то. Шли вперед, хоть и медленно. Стена тянулась слева. Под нее, повинуясь приказу Кирюхи, свернули только раз. За полосой зеленки лежали россыпи камнепада. Огромный булыжник сорвался с карниза и пошел, цепляя по дороге мелкие камни. Ладно, хоть стояли не у подножья. Так бы всех похоронило. Сыпала стеночка.
Пока разбирались, рядом, почти на головы рухнул очередной валун. Тут уже на команды Кирюхи начхали не только этапники, но и стража. Отряд откатился от стены и уже из безопасного далека высматривал признаки лестницы, которая должна свисать с верхней кромки обрыва.
- Может, к реке надо было поворачивать? - не в первый раз спрашивал Александр Федорович.
Капитан отругивался. Река обрывалась с плато косматым водопадом. Кирюха в самом начале пояснил: в окрестностях водопада находиться небезопасно. Там обреталась особая местная пиявка, которая летала по воздуху, или прыгала. Цапнет и - все, кранты. Укус смертелен. В таком месте подъемник иди лестницу не поставят.
Назад дороги нет, вверх - стена, в бок - кромка болота. Тащились вперед по очумевшей от испарений сельве.
К тринадцатому дню пути в отряде осталось одиннадцать человек. Трое стражников по дороге просто отстали. Шли себе в арьергарде, семечки лузгали… Когда их хватились, было уже поздно. Звали, колотили железками по деревьям. Сельва только сыто ухала в ответ.
Всеобщий переполох тогда Илья прозевал, точнее, провел в борьбе с дурнотой.
Еще раньше один из стражников, необычно задумчивый и молчаливый в последнее время, вечером на привале тихо отошел от становища и канул в темной гостеприимной чаще. Когда опять же переполошились, кинулись звать, а то и поиск снарядить, общий порыв остановил Руслан:
- Услышал.
- Что?! Что он мог там услышать? - заорал неимоверной злой начальник охраны.
- Зов.
- А я почему не слышу?
- Ты глухой.
Поговори с таким. Илья не единожды замечал убийственные взгляды, которые бросает на их добровольного проводника и трижды спасителя, Кирюха. Сильно опасаться его мести, однако, не приходилось - Сергей не отходил от парня ни на шаг. На скабрезные замечания по поводу их "тесной дружбы" Углов либо не реагировал, - это когда был в настроении, - либо коротко и очень чувствительно бил Кирюху. А тот и рад бы уконтропупить вражину, но тогда ни один не дойдет. Даже обиженному на весь свет капитану, оно было понятно Кривобокие ботинки, изделие игнатовских умельцев, что выдавались раз в три года всем строителям игнатовского собора, совсем развалились. Один сильно стоптался вовнутрь, у другого отрывалась подошва. На привалах Александр Федорович регулярно чинил негодящую обувку, а утром для верности привязывал к ногам.
Илья шел следом за Сашей и с нехорошим интересом дожидался, когда отвалится каблук. Тот хлябал: на вязком месте отставал от ботинка и со смачным шлепком возвращался на место. На сухой тропе идти было легче. Жаль, таковой почти не случалось.
Свершилось. Каблук отвалился от подошвы. АФ сделал пару шагов и только тогда заметил пропажу.
- Якорь в корень! Потерял! Все - конец котенку. Мокро. Куда я босиком?
Будто до сих пор шел с сухими ногами. Обувка, поди, с первого шага промокала насквозь.
- Не печалуйся, Александр Федорович, найдется твоя пропажа.
- Нет. Он, думаю, в преисподнюю провалился. Чалится сейчас где-нибудь в седьмом круге.
- А мы в каком?
- Четвертый, или пятый. Не помню. В детстве золотом читал умную книжку. Начало помню, когда такой же как мы, проявленец с Вергилием встретился. Дальше - смутно.
Точно помню, что до конца так и не дочитал.
- Чего ты вообще взялся за Божественную Комедию?
- Любовь. Девчонка соседская, Люська… носик остренький в конопушках. На голове синий бант.
- Вместе книжки читали?
- Как же! Она в мою сторону даже не смотрела. Я помладше был. Однажды слышу, она подружке про Данте рассказывает. Та вроде поддакивает, да все невпопад. Люська только фыркает. А я сижу и мечтаю, что она со мной так заговорит. А я - ни бельмеса. Она с третьего этажа. Я из полуподвала. Суди сам. В общем, я как раз половину первой части одолел, когда она возьми и поступи в московский институт.
Уехала, а я остался с тяжелым как поддон с кирпичами томом Данте. Так и не дочитал.
- Не женился потом?
- Как это не женился?! Три раза.
- А нам заливал: не ходок, до женского полу интереса не имею.
- Да они как-то все - сами. Первая - из соседнего дома. Погуляли перед армией.
Туда-сюда… Меня мать жениться заставила. Антонина, само собой, против не была.
Наоборот.
Свадьбу сыграли. Все как у людей. В армии я с год письма получал. Потом она писать стала реже. Вдруг, ни с того ни с сего, присылает телеграмму: "Еду к тебе".
Я - звонить. Ко мне в Казахстан добираться неделю, да потом, поди, обратно выберись. Орал, что сам приеду в отпуск. Уговорил. У нас часть была особая - секретная, спасу нет. Только я в отпуск намылился, нам возьми, и на восемь месяцев приказом отмени любые отлучки. Опять звоню: так, мол, и так. Жди.
- Дождалась?
- Ага. Аккурат в день, когда я из армии вернулся, родила.
- Оба-на!
- Не поверишь, как я обрадовался. Вокруг побоище: родственники ее и мои как с ума посходили - стенка на стенку драться лезут. Ее мать передо мной половиком стелется. Моя мать орет: опозорила нас, блядь такая. Я, как порядок велит, ее парня нашел. Петька, ростиком сильно средний вышел, щупленький такой. Смотрю на него и вдруг соображаю: он же ее любит. Меня как ударило. Думаю, какой же я скот, что к нему с разборками приперся. Наслушался родни, и давай рыцарский кодекс нашей окраины блюсти.
- Не соблюл?
- Да на хрена? Собрал манатки и через два дня ушел от матери. Антонина тем же днем сошлась со своим Петькой. Живут, не поверишь, душа в душу. Еще двоих родили.
- А ты как?
- Пошел на завод работать. Специальность в армии еще приобрел и - к станочку! В цеху одна девчонка бегала. Худенькая, маленькая, зубы вперед торчат. И все около мужиков вертится. А и они не прочь: тягают ее по раздевалкам. Бабы, конечно, крыли девку матом, а ей хоть бы хны. Сам не знаю, как получилось, что она ко мне прилипла. В общежитии в одном жили - опять же удобно. Год так прокантовались. Ни проку с нее, ни толку. Как пришла, так и ушла.
- А третья жена?
- Это уже много позже. Ух, помытарила она меня. Два года кругами водила. Вроде вместе живем, она, раз, и уедет. Работа, командировки, слеты, конференции… А то, работу бросит, уволится и в какую-нибудь тмутаракань - к геологам. Сама по образованию геолог. Поработает там сезон; возвращается, вся костром и потом пропахшая. Отоспится, в отпуск съездит - надо полевые изыскания защищать. Месяц она над ними покорпит, побегает с отчетами, надоест ей; и снова да ладом - увольняется. Перебьется где-нибудь до весны, а там - все поновой. Тридцатник уже вышел, а она по бивакам песни про паруса поет. Дочь родила, только после этого на два года осела. Тут-то я и понял почем фунт лиха. Она сама рвется, на руках ребенок, в голове ветер с парусами; и меня на части рвет. Только Ленка подросла, ее мать на бабку стала оставлять. И опять пошло: партии, костры, походы, рюкзаки…
