– А двух купцов из Онтеевки пожгли раскаленным железом лишь за то, что они отказались продать охоронцам ткань на новые кафтаны за полцены, – вставил свое слово Хлопуша.
Глеб прищурил глаза и холодно проговорил:
– Значит, князь Добровол совсем распоясался?
– Не то слово, Глеб. Кровь льется рекой, темные твари лютуют в городе каждую ночь, все на всех доносят. Бывали времена хуже, но подлее не было.
– Покорив соседние княжества с помощью пушек, которые ты для него сделал, Добровол вообразил себя богом, – поддакнул другу Хлопуша. – А разве есть на свете сила, способная остановить бога?
Глеб сжал зубы и с ненавистью процедил:
– Добровол не бог. Он продал свое сердце ведьме Мамелфе в обмен на власть и могущество. – Глеб набросил на плечи плащ и застегнул бронзовую пряжку. – Парни, у нас остались бомбы?
– Только одна, – ответил Рамон. – Но она с коротким фитилем.
– Ничего, сгодится.
Толмач взял с воронца полотняный мешочек, набитый взрывчатой смесью. Из плотно стянутой горловины торчал огрызок фитиля. Глеб сгреб бомбу с ладони Рамона и небрежно сунул ее в карман охотничьей куртки.
– Глеб, тебе опасно ходить по городу, – с сомнением проговорил итальянец. – У каждого охоронца в кармане лежит парсуна с твоим лицом. А за твою голову назначена большая награда.
Глеб поправил плащ и одернул охотничью куртку.
– Об этом не волнуйтесь, – отчеканил он. – С охоронцами я как-нибудь справлюсь.
Хлопуша посмотрел, как Глеб проверяет на поясе метательные ножи, нахмурился и сказал:
– Первоход, если ты не возьмешь меня с собой, я очень сильно обижусь. А если я обижусь – я расстроюсь. А если я расстроюсь – я похудею. А если я похудею…
– То нашему княжеству придет конец, – закончил за него Глеб и улыбнулся. – Я возьму тебя с собой, здоровяк.
Хлопуша просиял и тут же заспешил к комоду, в котором лежала его амуниция. Рамон проводил парня задумчивым взглядом, затем посмотрел на Глеба и мягко проворковал:
– Первоход, возможно, я не так ловок и силен, как в твоем сне, но от меня тоже может быть польза.
– Я знаю, толмач, – кивнул Глеб. – Твоей ловкости и быстроте может позавидовать лесная кошка. Но это не сон, и Добровол знает, что я приду за его головой. А ты провел в Мории почти столько же времени, как я. Ты еще слаб, толмач.
Лицо Рамона вспыхнуло, а его черные глаза яростно сузились.
– Cazzata![7] – выругался он. – Я дам фору любому из вас!
– Рамончик, Глеб прав, – снисходительно проговорил Хлопуша. – Ну, посмотри на себя. Ты даже вес набрать не успел. Я семилетним мальцом был тяжелее, чем ты сейчас. К тому же…
Рамон молниеносно крутанулся вокруг собственной оси, и два кинжала, тускло блеснув в свете сальных огарков, уткнулись здоровяку остриями в горло.
– Ну? – сухо спросил толмач. – Ты по-прежнему думаешь, что я не готов к драке?
Хлопуша скосил глаза на кинжалы, насупился и прогудел:
– Первоход, по-моему, мы недооценили нашего толмача.
– Да уж, – улыбнувшись, согласился Глеб. – Придется взять этого джигита с собой. А то зарэжэт.
Меч Первохода дважды со свистом рассек воздух. Два медведеподобных охоронца рухнули на пол. Из-за угла вышел третий. Глеб вскинул меч, но тут же получил удар кулаком в висок. Голова загудела, однако ему удалось устоять на ногах.
А громила уже лежал на полу, сбитый с ног ударом Хлопушиной палицы. Глеб тряхнул головой и сказал:
– Хлопуша, останься здесь и приглядывай за дверями.
Здоровяк нахмурился, но подчинился. Глеб и Рамон продолжили путь.
Дважды свернув направо, они пересекли внутренний дворик и попали в сенную клеть, из которой вели два хода: левый – в караульное помещение, правый – в княжеские палаты.
Глеб зашагал к палатам, Рамон последовал за ним. Едва ходок распахнул дверь, как на пути у них возникли еще четыре рослые фигуры.
– Куды прешь, теленок! – проревел один из охоронцев и, выхватив меч, бросился на Глеба.
Глеб увернулся от сверкнувшего клинка и ударил громилу рукоятью меча по зубам. Громила отлетел к стене. Второго Рамон пронзил кинжалами, а оставшихся двух Глеб оглушил, пройдясь по их черепам голоменью меча.
Тут первый гигант «отлип» от стены и прохрипел:
– Эвона как… Лез на теленка, а попал быку на рога.
Глеб шагнул к нему и ударил кулаком в грудь. Второй удар вышиб из богатыря дух, и тот рухнул на пол.
Глеб перешагнул через него и двинулся дальше. Рамон не отставал. По пути к светлой княжеской горнице им пришлось еще дважды схватиться с охоронцами и один раз – с двумя стрельцами. Один из стрельцов успел поднять мушкет, но Глеб вонзил ему в горло метательный нож, а Рамон со скоростью рыси прыгнул на второго и проткнул ему кинжалом сердце.
С охоронцами они поступили жестоко – двоих убили, а троих оглушили. Вынырнувшего из-за угла крепыша-поручика Глеб обезоружил двумя ударами меча, затем быстро зашел ему за спину, обнял за шею рукой и сдавил.
– Зачем тебе это, ходок? – прохрипел княжий поручик, косясь на Глеба налитыми кровью глазами. – Отправляйся к себе в Эльсин и возделывай свой огород.
– Я вернулся из Мории не для того, чтобы возделывать землю и нюхать цветочки, – холодно проговорил Глеб. – Я намерен вернуть себе свою жизнь.
– Жизнь?.. Дурак. Ты уже мертвец. И скоро ты отправишься в ад.
– Ты там будешь раньше меня.
Глеб резко крутанул голову поручика. Шея крепыша хрустнула, глаза его закатились под веки, и он обмяк в руках Глеба. Первоход разжал руки, и поручик мешком свалился к его ногам. Глеб вытер рукавом потный лоб и поднял с пола меч.
– Идиоты, – со злостью проговорил он. – Думают, мне доставляет удовольствие ломать им шеи.
– Да смилостивится Господь над их душами, – тихо произнес Рамон и перекрестил мертвые тела.
Друзья направились дальше.
Остановившись перед дверью горницы, Глеб крепче сжал в руке меч и ударом сапога распахнул дверь.
Князь Добровол сидел в горнице один. Перед ним стояло блюдо с холодной бараниной, а рядом – широкий кубок с разведенным водкой медом. Сам князь был закутан в плотные ткани, хотя в зале не было холодно, а лицо его – белое, с голубоватыми прожилками – напоминало лицо мертвеца.
Заслышав шум, Добровол поднял голову и уставился на вошедших в горницу Глеба и Рамона таким взглядом, будто не узнавал их. Потом лицо его прояснилось, и он глухо проговорил:
– Кого я вижу. Решил зайти ко мне в гости, ходок?
Глеб холодно прищурился.
– Как видишь. Прости, что без приглашения, князь. Хотя… какой ты, к дьяволу, князь.
Добровол криво ухмыльнулся и сказал, по-прежнему обращаясь только к Первоходу:
