Она была почему-то уверена, что и Мефодий танцует так же плохо, но ошиблась. Буслаев двигался ловко и безошибочно. Он вел ее в танце, и это не стоило ему ни малейшего усилия. Его руки держали Даф твердо и одновременно не грубо, без напряжения или неловкости.
– Ты хорошо танцуешь, – сказала Даф удивленно.
– Это все Эдя, – буркнул Мефодий.
– Эдя? Он тебя научил?
– Не-а. У него знакомая преподавала танцы во Дворце творчества, и он меня туда засунул. Через год я бросил.
– Почему?
– Да был там один дурак… – туманно изрек Мефодий.
– Ну и при чем тут это? – не выдержала Даф, отчаявшись дождаться продолжения.
– Короче, он случайно ударился носом о мое колено, и преподавательша сказала, что нас двоих ей слишком много…
– Но если это было случайно, то почему тогда?..
– А за три дня до этого он случайно толкнул меня головой на батарею, а ему случайно прихлопнуло кисти рук крышкой пианино. Есть там такая над клавишами… – пояснил Мефодий.
Даф вздохнула, подумав, что случай сложный. Интересно, как бы поступили с таким, как Мефодий, в школе Эдема? Хотя таких запущенных кадров там на ее памяти не было.
– И где сейчас этот?.. – зачем-то спросила она, спохватываясь, что едва не произнесла «дурак».
– Ну знаешь: я не отслеживаю жизненный путь всех идиотов, – заявил Мефодий.
Даф достала мак. Позднее ей казалось, что не она сделала это, а мак заставил ее . Скользнув по одежде, мак коснулся ворота Мефодия. Даф думала, что его придется как-то прикалывать, но цветок прильнул к Мефодию так, словно это была главная цель его существования.
– Что это? Зачем? – удивленно спросил Мефодий.
Даф не ответила. Она не была уверена, что поступила правильно. За спиной Мефодия, там, где шершавилась декоративного камня колонна, обросшая давно не мытой бородой искусственного плюща, ей померещилась ухмыляющаяся половинчатая физиономия суккуба Хныка.
– А где Мошкин? – вдруг спросил Мефодий.
Солонка с торчащей зубочисткой стояла на прежнем месте. Однако сам Евгеша к ней не прилагался. Он пропал, не оставив ни следа, ни звукового сообщения после сигнала. Мефодий все же заметил, что часть соли высыпана на стол, и на ней зубочисткой прочерчено несколько загадочных пересекающихся линий.
– Что это? – спросил он.
Взгляд Эссиорха задержался на них всего на мгновение. Мефодию показалось, что хранитель побледнел, а затем быстро и брезгливо стер странные линии.
– Не в моих правилах предупреждать о чем-либо слуг мрака. За такое меня по головке не погладят. Я могу только намекнуть. По моему мнению, попугайчики в резиденции мрака нуждаются в немедленном кормлении, – заявил он Улите.
– Эссичка, ты бредишь! У нас там нет никаких попугайчиков! – удивилась ведьма.
– Больше ничего сказать не могу!.. Прошу прощения! Я вынужден вас оставить! – сказал хранитель и быстро пошел к выходу. – Будь осторожна! Держи флейту наготове! Я постараюсь что-то предпринять, но, боюсь, уже слишком поздно… – шепнул он Даф.
Вращающаяся дверь «Общего Питта» прокрутилась за ним. Улита кинулась следом за Эссиорхом, требуя хотя бы поцеловать ее в носик, но почти сразу вернулась в большом изумлении.
– Его нет. Он исчез. И – главное: он не взял свой мотоцикл! – сказала Улита.
Ирка положила голову на лапы. Ей смутно хотелось выть и бежать по ночному лесу. Между тем, ночного леса не было и близко. Ирка лежала под столом и от нечего делать нюхала шнуры компьютера. Шнуров было много, и пахли они, с волчьей точки зрения, неприятно и бесперспективно. Отвернув морду от шнуров, она хотела было перевернуться на бок и вытянуть лапы, но почуяла слабый запах колбасы. Присмотревшись, Ирка обнаружила у ножки стула старую колбасную шкурку и съела ее.
На часах было без пяти одиннадцать. В форточке щурилась луна, на которую Ирке смутно хотелось выть. Бабаня на кухне говорила с кем-то по телефону, то и дело отвечая на звонки мобильника. «Слушаю: нет, я не вам: я слышу, что вы слушаете…» – доносился ее голос.
«До одиннадцати, и баста! Но до чего же все-таки есть хочется!» – подумала Ирка.
Она уже усвоила, что белой волчицей ей надо быть не меньше часа в день. Только в этом случае реально держать волчью сущность под контролем. Волчьи страсти сильны и за два-три дня, если не выпускать волчицу хотя бы на короткое время, могут стать неконтролируемыми.
Ирка уже выяснила, что обе формы – лебедя и волчицы – не обладали невидимостью. Это было самое неудобное, особенно, если превращаться приходилось внезапно и в неподходящем месте.
Вот и сейчас она рисковала. Что, если Бабаня войдет в комнату и посмотрит под стол? Хотя заглядывать вечером под столы не входило в ее обычный распорядок дня. Во всяком случае, здесь, дома, волчице было спокойнее, чем где-либо еще.
«Интересно, чем я в данный момент отличаюсь от банального оборотня? – думала Ирка, разглядывая минутную стрелку, постепенно подползавшую к целому часу. – Разве что тем, что я-то как раз не банальна и сил у меня больше. Уу-о-ууу! Как же все-таки светит эта луна. В такую ночь приятно увидеть в поле жирную спину зайца».
Внезапно в углу кто-то завозился. Из темноты шагнуло знакомое существо с чешуйчатыми ушами, бугристым носом и рыжими бакенбардами. На сей раз потомок кикиморы и домового выглядел значительно бодрее. Дневной свет уже не угнетал его.
– Доброе утро, кошмарная хозяйка! – приветствовал он Ирку. – О, что я вижу! Хозяйка превратилась в волчицу? Грозный монстр Антигон вычешет ей шерсть. С колтунами хозяйка выглядит недостаточно страхолюдно. Пусть повелительница не переживает! Антигон сделает это с величайшим омерзением.
Антигон повел рукой и достал из воздуха новый резной гребень. В одну минуту Ирка была вычесана и почувствовала себя гораздо бодрее. Похоже, «поломанный» гребень Антигона был магическим.
Ирка щелкнула зубами. Ей вспомнилось, что, кроме жалкой шкурки от колбасы и давней, похищенной у Мошкина курицы, она ничего не ела.
Умный домовой прищурился. Гребень исчез, и в руках у него возникла отличная баранья нога.
– О, Антигон встревожен! Он видит, что хозяйку необходимо заморить голодом! У Антигона случайно припасен отвратительный кусок мяса! Антигон видит, что его мысленно проклинают за этот дар! – бормотал домовой, с удовольствием наблюдая, как волчица жадно пожирает мясо.
Наконец от бараньей ноги остались только кость и приятные воспоминания. Насытившуюся волчицу – вернее, ту ее звериную часть, которая была ей неподконтрольна, потянуло в сон, и Ирка без всяких хлопот быстро превратилась в человека.
