И на сей раз, он не проснулся, когда она прокралась из комнаты.
Было почти четыре утра, когда она вернулась в спальню, сжимая ботинки в одной руке. Она сделала всего два шага - два очень трудных, обессиленных шага - прежде чем Рован сказал с кровати:
- Ты пахнешь как пепел.
Она просто продолжала идти, пока не забросила свои ботинки в шкаф, переоделась в первую попавшуюся рубашку и ополоснула лицо и шею.
- У меня были дела, - сказала она, забираясь в кровать.
- На этот раз ты была более скрытной.
Гнев, кипящий в нем, был достаточно горячим, чтобы прожечь одеяла.
- Это было не особо рискованно.
Ложь. Ложь, ложь, ложь. Ей просто повезло.
- И я полагаю, что ты не собираешься рассказать мне, пока сама не захочешь?
Она откинулась на подушки.
- Не бесись из-за того, что я улизнула от тебя.
Его рык сотряс весь матрас.
- Это не шутка.
Она закрыла глаза, ее руки и ноги были словно свинцовые.
- Я знаю.
- Аэлина —
Она уже спала.
Рован не бесился.
Нет, раздражение охватило его.
На следующее утро, он все еще был зол, когда проснулся раньше ее и проскользнул в шкаф, чтобы рассмотреть одежду, которую она сбросила. Пыль, металл, дым и пот щекотали его нос, черная ткань была в пятнах грязи и пепла. И только несколько кинжалов лежали разбросанные поблизости — никаких признаков Златинца или Дамариса, перенесенных из шкафа, где он бросил их прошлым вечером. Никакого запаха Лоркана или валгов. Никакого запаха крови.
Либо она не хотела рисковать и потерять древние клинки в бою, либо не хотела тащить лишний вес.
Она растянулась на кровати, когда он появился. Он сжал челюсть. Она даже не потрудилась надеть одну из тех нелепых ночных сорочек. Она, должно быть, устала настолько, что не озаботилась тем, что натянула на себя. Это была его рубашка, заметил он с немалым количеством мужского самоудовлетворения.
Она была огромной, Аэлина утопала в ней. Было так легко забыть, насколько она была меньше, его самого. Насколько смертна. И как он абсолютно ничего не знающий о контроле, должен был тренироваться каждый день, каждый час, чтобы держать ее на расстоянии вытянутой руки, лишь бы не коснуться ее.
Он сердито посмотрел на нее, прежде чем выйти из спальни. В горах, он заставил бы ее пойти на пробежку, или колоть дрова часами, или принять дополнительное дежурство на кухне.
Эта квартира была слишком мала, слишком полна мужчин, привыкших полагаться только на себя и собственные методы, и королевы, привыкшей к своим. Хуже, было толко то, что королева одержима хранением тайн. Он имел дело с молодыми правителями прежде: Маэва посылала во многие иностранных дворы, поэтому он знал, как заставить их преклониться. Но Аэлина…
Она брала его на охоту за демонами. И все же, в последнюю вылазку, независимо от того, что она сделала, она даже от него сохранила в тайне.
Рован наполнил чайник водой, сосредотачиваясь на каждом движении - только бы удержаться от выбрасывания его в окно.
- Делаешь завтрак? Как по-домашнему для тебя.
Аэлина прислонилась к дверному проему, непочтительна как обычно.
- Разве ты не должна спать, как убитая, учитывая твою напряженную ночь?
- Мы можем не ссориться по этому поводу, прежде чем выпьем первую чашку чая?
Со смертельным спокойствием он поставил чайник на плиту.
- Тогда, после чая?
Она скрестила руки, солнечный свет ласкал плечи ее бледно-голубого халата. Такое создание роскоши, его королева. И все же - в последнее время она не купила для себя ни одной новой вещи. Она выдохнула, и ее плечи немного опустились.
Гнев, текущий по его жилам, на мгновение смягчился. И смягчился снова, когда она прикусила губу.
- Мне нужно, чтобы сегодня ты пошел со мной.
- Куда угодно, куда тебе необходимо, - сказал он.
Она посмотрела в сторону стола, на плиту.
- К Аробинну?
Он ни на секунду не забывал того, куда они пойдут сегодня вечером и с чем ей предстоит столкнуться.
Она покачала головой, а затем пожала плечами.
- Нет — я имею в виду, да, я хочу, чтобы ты пошел сегодня вечером, но… Есть кое-что еще, что я должна сделать. И я хочу сделать сегодня, прежде чем все произойдет.
Он ждал, сдерживая себя от приближения к ней, от того, чтобы попросить рассказать ему больше. Это было их обещанием друг другу: пространство, чтобы разобраться в их собственных несчастных жизнях — чтобы разобраться в том, как поделиться ими. Он не возражал. Большую часть времени.
Она потерла брови большим и указательным пальцами, и когда она расправила плечи — те облаченные в шелка плечи, которые заставляли его сделать что-либо, чтобы успокоить ее — она подняла подбородок.
- Есть могила, которую я должна посетить.
***
У нее не было черного платья, пригодного для траура, но Аэлина полагала, что Саэм так или иначе предпочел бы видеть ее в чем-то ярком и прекрасном. Поэтому, она надела тунику цвета весенней травы, ее рукава были увенчаны запыленными золотым бархатными манжетами. Жизнь, подумала она, когда шагнула на небольшое, симпатичное кладбище с видом на Авери. Одежда, которую Саэм хотел бы видеть на ней, напомнила ей о жизни.
На кладбище было пусто, но надгробные камни и трава были ухожены, и на возвышающихся дубах уже набухали почки с новыми листьями. Бриз, приходящий от мерцающей реки, играл с ее распущенными волосами, которые теперь снова были медово-золотого цвета.
Рован остался около небольших железных ворот, прислонившись к одному из тех дубов, чтобы наблюдать за прохожими на тихой городской улице позади них, оставаясь в тени. Если его заметят, то в черной одежде и с оружием примут за простого телохранителя.
Она планировала придти одна. Но этим утром она проснулась, и просто…он был нужен ей.
Свежая трава смягчала каждый шаг между бледными надгробными камнями, купающимися в солнечном свете.
По пути она подобрала камешки, отбрасывая бесформенные и шероховатые, оставляя те, которые мерцали частичками кварца или цветные. Она сжала горсть их к тому времени, когда приблизилась к последней линии могил на краю большой, грязной реки, лениво текущей мимо.
Это была прекрасная могила — простая, чистая — и на камне было написано:
Саэм Кортланд
Любимый
Аробинн оставил надгробие пустым — без опознавательных знаков. Но Уэсли объяснил в своем письме, как он попросил, чтобы приехал резчик надгробной плиты. Она приблизилась к могиле, читая это снова и снова.
Любимый — не только ею, но и многими.
Саэм. Ее Саэм.
На мгновение она уставилась на тот участок травы, на белый камень. На мгновение она увидела то красивое лицо, улыбающееся ей, спорящее с ней, любящее ее. Она открыла кулак с камешками и выбрала три самых прекрасных — два за года, которые он был отнят у нее, и один за тот, когда они были вместе. Осторожно, она разместила их на вершине кривого надгробного камня.
Затем она села напротив камня, подвернув ноги под себя, и положила голову на гладкую, прохладную плиту.
- Привет, Саэм, - выдохнула она в речной бриз.
Она молчала какое-то время, довольствуясь нахождением рядом с ним, даже в таком виде. Солнце грело ее волосы, поцелуи тепла ласкали ее голову. След Малы, возможно, даже здесь.
Она начала говорить, спокойно и кратко, рассказывая Саэму о том, что произошло с ней десять лет назад, рассказывая ему о прошлых девяти месяцах. Когда она закончила, то уставилась на дубовые листья, шелестящие над головой и окунула пальцы в мягкую траву.
- Я скучаю по тебе, - сказала она. - Каждый день, я скучаю по тебе. И мне интересно, что ты сделал бы со всем этим. Сделал со мной. Я думаю — я думаю, что ты был бы замечательным королем. Я думаю, что им ты понравился бы больше, чем я.
Ее горло сжалось.
- Я никогда не говорила тебе — что я чувствовала. Но я любила тебя, и я думаю, что часть меня будет всегда любить тебя. Возможно, ты стал бы моим супругом, но я никогда не узнаю этого. Возможно, я потрачу всю оставшуюся жизнь, задаваясь этим вопросом. Возможно, я увижу тебя снова, в Загробном мире, и тогда я буду знать наверняка. Но до тех пор…до тех пор я буду скучать по тебе, и мне жаль, что тебя здесь нет.
Она не извинялась, не говорила, что это была ее вина. Поскольку его смерть не была ее виной. И сегодня вечером…сегодня вечером она уплатит этот долг.
Она вытерла лицо тыльной стороной рукава и поднялась на ноги. Солнце высушило ее слезы. Она учуяла аромат сосны и снега, прежде чем услышала его, и когда повернулась, Рован стоял в нескольких футах, уставившись на надгробный камень позади нее.
- Он был —
- Я знаю, кем он был для тебя, - мягко сказал Рован и протянул руку. Не ей, а, чтобы взять камень.
Она раскрыла кулак, и он стал перебирать камешки, пока не нашел один — гладкий и круглый, размером с яйцо колибри. С мягкостью, которая разбила ее сердце, он установил его на надгробном камне около ее собственной гальки.
