Она сделала глоток и слегка улыбнулась, обнажив жемчужно-белые зубы.
— Я старше, чем выгляжу, и уже долгое время увлекаюсь старыми сагами и легендами. У меня всегда было желание сделать из этих историй музыку.
— У вас превосходно получилось. Для меня большая честь потчевать вас за моим столом.
— Для меня это тоже честь, баронет, — вежливо ответила она, но отвела взгляд, который остановился на другом столе, где устроился молчаливый мужчина, единственный, кого совсем не тронуло её пение.
Перед ним стоял бокал из тонкого гранённого хрусталя, и хотя прошёл уже один отрезок свечи и он продолжал отхлёбывать, бокал всё ещё был более чем наполовину наполнен хорошим вином.
То, как мужчина смотрел на людей вокруг холодными глазами, даже Таркана заставляло ёжиться. Было такое чувство, будто то, что видел мужчина, отличалось от того, что видел он сам, как будто между ним и окружающим его миром была стеклянная стена.
Кроме того, было ещё кое-что странное: на этом человеке было нелегко задерживать взгляд, неоднократно Таркан обнаруживал, что невольно отводил его… факт, который только подстегнул его интерес.
— Тарида, я бы и дальше с огромным удовольствием наслаждался с вами обменом галантностью, но я здесь не для этого, и вы это знаете, — сдержанно заметил Таркан.
— Теперь вы смотрите на меня с разочарованием, — засмеялась она и чарующе надула губки. — Разве моей компании для вас недостаточно? — спросила она с лёгкой улыбкой и отпила глоток, в то время как Таркан зачаровано наблюдал, как она глотает.
— Достаточно. Было бы достаточно при любых других обстоятельствах. Вы меня очаровали, Тарида, — уверил её Таркан и прочистил горло, его голос прозвучал необычно хрипло.
— Возможно, именно очаровала, — сказала она, глядя ему в глаза. — Мой инструмент, изготовленный эльфами, всё ещё хранит в себе древнюю магию. Может вы попали под её власть? — То, как она посмотрела на него, заставило Таркана моргнуть. Неужели она имеет в виду то, что говорит? Он посмотрел на лютню, которая всё ещё стояла на сцене, и медленно покачал головой.
— Нет, дело не в этом. Я себя знаю и удивился бы, если бы не заметил того, что думаю и чувствую иначе, чем того желаю. Это скорее похоже на то, будто я уже всегда видел вас в своих снах… Когда мы попрощались в порту, я пытался убедить себя в том, что это не так. И что я, возможно, ошибаюсь. Вот только я не ошибаюсь.
Она долго и нежно смотрела на него.
— Вы имеет в виду то, что говорите, баронет, — тихо заметила она. — Что делает вас экспертом этой игры, который сам верит своим словам… на самом деле, здесь другое очарование… но и оно зачастую полностью исчезает после первого танца под простынями. Как только цель достигнута, устанавливается новый курс с сожалением и искренними чувствами, которые теперь принадлежат другой, новой звезде, определяющей курс. — Она улыбнулась, но улыбка была печальной. — Я знаю таких как вы, баронет. Скажите, что я не права, глядя мне в глаза. Если вы уверены, то этой же ночью я буду принадлежать вам… и, возможно, и другими ночами.
Её рот был приоткрыт, и в свете свечей, зубы блестели жемчужно-белым цветом, глаза были распахнуты, зрачки расширены и настолько глубокие, что его душа могла провалиться в них и бесконечно падать. Она была так близко, и он видел её так ясно, даже пушок на лице, каждую ресничку, обрамляющую эти прекрасные глаза, лёгкую дрожь ноздрей, когда она дышала… Таркан моргнул и покачал головой, момент был упущен. Он почувствовал глубокое сожаление там, где билось его сердце, и боль, которую он отказывался признавать.
— Вы меня поймали, сэра, — прошептал он, и каждое последующее слово имело больше веса, чем предыдущее. — Как я могу это обещать? Слишком много раз всё было именно так, как вы сказали…
Слова были произнесены, и она долго смотрела на него, затем опустила взгляд, и когда снова подняла, ему показалось, будто перед ним сидит другой человек. Её глаза снова стали ясными, она немного откинулась назад, и её тонкая, спокойная рука потянулась за бокалом вина.
— Значит просто восхищение, — заметила она, слегка кивнув, возможно, с таким же сожалением. — По крайней мере, вы честны, баронет.
— К моему огорчению, — улыбнулся Таркан, хоть для него это было нелегко. — Камердинер, речь о нём, — наконец промолвил он. — О том, что он нашёл, о том, что привело его к смерти. Он был не просто слугой, Тарида.
— Я догадывалась об этом. В разговоре с ним роль слуги терялась. — Её пальцы скользнули по стеклу бокала, затем она снова обратилась к нему. — Его семья была убита Белым Пламенем. Вы это знали?
Таркан кивнул.
— Тогда вы возможно знаете и о его холодной ненависти к культу. Он пытался внедриться в культ, претерпевал испытания, о которых не хотел говорить. Но ему удалось завоевать доверие окружающих людей. Он признался, что разыскивает того, кто ради своей выгоды искал смерти вашей королевы. Видимо, он его нашёл.
— Он назвал вам имя? — затаив дыхание, спросил Таркан.
— Нет, — тихо ответила она. — Но он спросил, знаю ли я ординаду.
— Старую балладу о создании великанов? — удивился Таркан.
— Оказывается, у вас в голове больше знаний, чем я предположила вначале, — улыбнулась девушка-бард. — Мы говорили о великанах, о тех, кото был до них, и тех, кто населял мир после их гибели. Насколько древним может быть этот текст и содержится ли в нём смысл. Я знаю ординаду. Я пою её очень редко, поскольку она занимает добрых два отрезка свечи, слишком длинная, и после неё весь зал крепко спит. Но этот куплет сильно ему нравился.
Она тихо продекламировала текст, было непривычно слышать фарлендский грубый язык, слетающий с её уст. Таркан поднял руку, и она замолчала.
— Простите, я вижу, что образование слуги превосходило моё. К сожалению, я не понимаю языка, — извиняющимся тоном сказал Таркан.
— Это их старый язык… сами они утверждают, что произошли от великанов… если перевести, то будет примерно так, — сказала она и снова продекламировала куплет.
Летит ворон и садится,
На голову исполина седую,
В горне огонь искрится,
Накаляя массу стальную,
Что бурлит, око света лишая,
Цвета неба глаз голубой оставляя,
Чёрный как смоль другой,
Кузнец добавил ко дню период ночной.
— Что это значит? — спросил Таркан. — Думаю, ничего хорошего, у меня только что пробежала по позвоночнику дрожь!
— Всё не так ужасно, — улыбнулась девушка-бард. — Нужно учитывать то, откуда берёт своё начало текст. Я слышала, что в Фарландах есть обычай при встрече друзей валить друг друга с ног. — Она тихо засмеялась. — Текст — часть истории их создания. Ворон приносит весть отцу всего сущего, что пришло время заново выковать уклад мира. В горне небесного огня разбрызгивается железо и лишает его одного глаза. Теперь он видит день одним глазом, ночь — другим. И поскольку он так видит, так и есть на самом деле, и мир — день и ночь — созданы заново. — Она пожала плечами. — Все остальные творения начинаются во тьме, к которой присоединяется свет. Это единственное знакомое мне, где в начале был свет, а тьма появилась потом.
Она сделал небольшой глоток вина из своего бокала.
— И как..?
— Это связано с ситуацией? Что ж, когда Дженкс услышал этот куплет, он горько засмеялся. Затем сказал, что это тот человек, который убил его королеву. — Она внимательно посмотрела на него. — Вам это о чём-нибудь говорит?
Таркан посмотрел на нее и медленно покачал головой.
— Нет. Вообще ничего. Отец всего сущего, бог великанов, убил мою королеву? Какой в этом смысл? Вы уверены, что он сказал именно так?
— Конечно, я уверена! «Это тот человек, который убил мою королеву!» Это его точные слова. Я бард… и слова — моё ремесло! — сказала девушка-бард и посмотрела на него. — Я спросила его, что он имеет в виду, и он ответил «ничего» и попросил меня продолжить петь. Вскоре после этого он отправился к Ласке и встретился с ним в старой морской крепости. Когда он уходил, он одновременно был преисполнен мрачной решимости и выглядел удручённым. Я не смогла его подбодрить, а я по-настоящему пыталась.
