– Молодец! – тихонько крякнула старуха и хлопнула ладонью по коленке, – не дал себя сбросить!
Игорь проехал совсем рядом и снова подмигнул Маринке. Он очень здорово смотрелся на лошади, если бы Маринка в первый раз увидела его в седле, то ни за что бы не подумала, что он ботаник.
– Где же он так научился? Сейчас и лошадей, поди, нет нигде… – покачала головой Авдотья Кузьминична, – отлично ездит, как влитой сидит. И лошади его уважают. Не ожидала я, не ожидала…
Маринка не поняла – разочарована старуха или довольна. Сама Маринка гордилась Игорем и любовалась на него. Он проехал мимо них галопом, и вызвал у нее еще больший восторг.
– Медвежье Ухо! Это потрясающе! – не удержалась она.
Игорь прошел весь двор по кругу и остановился около крыльца.
– Это лошадь очень хорошая. Я на таких лошадях никогда еще не ездил.
– А можно мне попробовать на ней прокатиться? – спросила Маринка у Авдотьи Кузьминичны.
– Ну, если не боишься… – старуха пожала плечами.
– А чего бояться-то?
– Тогда попробуй.
Игорь спешился и подвел Жемчужинку поближе к крыльцу. Маринка подошла к ней, лошадь скосила неестественно красный глаз, как у кролика-альбиноса, и окрысилась. Игорь потянул поводья.
– Эй! Я тебе! Уронишь Маринку – получишь в лоб, – он взял Маринку за руку, – подходи с этой стороны, бери ее за гриву и вставай коленкой мне на ладонь. Ногу закидывай, как на велосипед.
– Какая она высокая… – Маринка вздохнула.
– Ничего, я же тебя подсажу.
Запрыгнуть на лошадь оказалось намного проще, чем на ней сидеть – очень высоко и широко.
– Держись за гриву, крепко. И не бойся – если начнешь падать, я тебя подхвачу, – Игорь потянул лошадь за повод, и она пошла вперед.
Маринка вцепилась в гриву обеими руками, ей казалось, одно движение, и она непременно упадет.
– Боишься? – Игорь улыбнулся.
– Нисколько! – гордо ответила Маринка. На самом деле, ей было очень страшно.
– Рысью попробуем? Совсем чуть-чуть.
– Давай!
Эх, если бы старуха не сидела на крыльце, сейчас бы Игорь мог увезти ее отсюда. На красивой белой кобылице… Игорь побежал, лошадь с шага перешла на рысь, и Маринка чуть не заорала от страха – ее высоко подкидывало вверх, и каждый шаг лошади казался настоящим испытанием. Нет, далеко она не уедет, даже если Игорь будет ее держать. Да она сейчас просто свалится! Надо немедленно просить пощады!
Игорь сам догадался перейти на шаг.
– Ну что, Огненная Ладонь? Страшно было?
– Ну… Разве что совсем чуть-чуть. Как ты на ней ездишь? Это же просто нереально!
– Да нет, так только в первый раз кажется. Надо держаться коленками.
– Коленками?! Это невозможно.
– Давай, я тебя сниму, – Игорь погрозил лошади пальцем, выпустил повод и помог Маринке сойти на землю.
Она не удержалась и прижалась к его груди, тем более что Жемчужинка закрывала их от старухи. Игорь поймал повод рукой, обнял ее и шепнул:
– Моя Маринка…
– Я так за тебя боялась, медвежонок… Я так по тебе скучаю…
– Подожди немножко. Я заберу тебя отсюда.
– Что за службу она тебе придумала?
– Ничего сложного – семь дней и семь ночей пасти ее лошадок. С сегодняшней ночи.
– Семь дней? – Маринка заглянула ему в лицо, – а сегодняшний день считается?
– Нет.
Ей не надо было считать. До назначенного срока оставалось семь ночей, но всего шесть дней… До заката последнего дня она не доживет.
– Игорь… – шепнула Маринка, – она хочет меня убить… Она собирается меня убить… Забери меня отсюда, пожалуйста! Забери!
– Эй! – раздался громкий окрик, – я думала, вы там целуетесь, а вы лясы точите?
Жемчужинка, услышав голос хозяйки, рванулась, оскалилась, ударила копытами по земле и заплясала, высоко подкидывая задние ноги.
– Отходи в сторону! – Игорь отодвинул Маринку рукой, закрывая от разбушевавшейся кобылы, – Осторожней!
Маринка и сама догадалась отпрыгнуть подальше, чтобы ему не мешать. Лошадь ходила по кругу, стараясь то повернуться к нему задом, то вырвать повод из рук, и Игорь еле-еле ее удерживал. Тем временем старуха слезла с крыльца, подошла поближе, и, схватив Маринку за руку, потащила ее к избушке.
* * *
Jus summam saepe summa malitia est[3]
Латинская пословица
Бесконечное скошенное поле… В бешенной гонке за Знанием померкший тонкий силуэт Ее едва не растворился в суетных, сиюминутных интересах. Обретение средств едва не затмило цели. Но когда Знание снизошло, оказалось в руках – осязаемое, плотное, надежное – тогда с новой силой жажда взяла его за горло.
– Ну, оглянись, – твердил он в отчаянье, – оглянись хотя бы раз…
Теперь он боялся, что не узнает Ее, когда настанет момент вести Ее на свет. А согласится ли Она пойти с ним? Захочет ли дать ему руку? Ведь он убил Ее. Он не хотел, он не умел, он думал совсем о другом! Он забыл отцовские наставления – никогда не трогать того, что влечет за собой необратимые последствия. Никогда не лезть туда, где не чувствуешь себя уверенным. Никогда не рисковать тем, что тебе не принадлежит.
Его отец от природы обладал силой, благодаря деду утроил ее знаниями, но растратил жизнь на жалкое врачевание. В юности он не понимал отца, и только с годами, растеряв страсти, догадался, почему отец не ищет силе иного применения. Отец не видел в этом смысла. Какая разница, чем заниматься и чего добиваться, если ни одно достижение не приносит радости. Тихое существование, тихая деятельность и тихая смерть. Был ли отец счастлив? Какая разница. Отец передал ему все, что знал. И если бы не Она, он бы прожил жизнь так же тихо и умер в безвестности.
Он так хотел доказать ей свою силу, свою мудрость, свою исключительность… Тогда это еще имело для него значение. Он собирался всего лишь переплести ниточки их судеб, соединить их вместе, чтобы Она не исчезала, чтобы Она всегда была рядом, чтобы никто, кроме него, не мог поселиться в Ее сердце. Но ниточка Ее не хотела обвиваться вокруг его нитки. Она то приближалась, то отдалялась, но неизменно распрямлялась и отходила в сторону. И тогда он привязал Ее нитку к своей узелком. Крохотным тугим узелком с петелькой – чтобы в любой момент можно было его распустить. Если бы он знал тогда, к чему это приведет! Даже крохотный узелок, спотыкаясь об ось времени, рвет тонюсенькую нить.
Она умерла внезапно, за одну секунду. Ее существо сопротивлялось этому узелку, Она билась, как птичка, запертая в клетку, хотела улететь и не могла. Эти несколько дней рядом с ней не сделали его счастливым. Он бы развязал узелок, если бы не надеялся на то, что она привыкнет, смирится с желанием быть рядом с ним. Она не полюбила его, Она просто не могла его оставить.
