Король внял просьбе дочери, и в замке появилась почтенная пожилая дама, призванная обучать принцессу тонкостям этикета. О новой учительнице девушка отзывалась не иначе как об «этой дуре». От нотации про почтение к учителю Эдгар удержался — в конце концов, глупо читать лекции про почтение в том числе и к самому себе. Но не спросить, почему принцесса вынесла столь суровый приговор, не смог. «Потому что дура» — не ответ, как ни крути.
— Она меня отчитала, как девчонку! — взорвалась Талья. — Я всего-то спросила, почему, отказав кавалеру, обязана пропустить этот танец, даже если найдется другой желающий, более приятный.
— Потому что это оскорбит первого кавалера. — Эдгар настолько привык к неожиданным, а то и каверзным вопросам, что ответил прежде, чем сообразил, что этот был адресован не ему.
— Вот видишь, у тебя хватает ума ответить. А эта дура развопилась, что этикет есть этикет, так положено и спрашивать тут не о чем.
— Глупость какая, — пробурчал ученый себе под нос. — Копни поглубже, и за каждым, вроде бы изначально кажущимся бессмысленным правилом найдешь свой резон.
— Вот и я говорю — дура. А почему отказ оскорбит кавалера? Не понравился этой даме, понравится другой — только и всего.
— Потому что, отказав, ты даешь понять, будто он недостаточно хорош для тебя. Это обидно.
— Почему? Если мне, скажем, понравится юноша и я захочу с ним потанцевать, а может быть, не только потанцевать… прости, не «я», конечно же. Словом, если девушка захочет потанцевать с парнем или провести с ним ночь, а он скажет «нет» — это будет значить всего лишь «нет». Может, у него живот разболелся. Или ему нравятся рыженькие. Или «да, но не сейчас». Почему у вас сразу принимают на свой счет и оскорбляются?
Эдгару захотелось постучать лбом по столу. В который раз за последние месяцы. Потом он малодушно позавидовал «дуре» — та хоть и заслужила немилость, но от неудобных вопросов избавилась раз и навсегда.
— Принцесса, я не знаю, что ответить. Рискну предположить. В обществе принято, чтобы мужчина добивался женщины, проявляя превосходство в том числе и перед соперниками. Подобный отказ не только дает понять «ты для меня недостаточно хорош», но и ставит того, с кем девушка пойдет танцевать, выше того, кому отказали.
— Ну так в этом и состоит соперничество, разве нет? Один выигрывает.
— Но он проиграл не в честном состязании с другими мужчинами, а из-за женского каприза.
Принцесса долго молчала.
— Поняла. Это… как, скажем, олени по весне дерутся из-за важенки. Никто не спрашивает, какой из двоих ей нравится, — кто победил, тот и взял.
— Получается, так.
— Мне не нравится быть добычей, — сказала она.
— Ты и не станешь ей. — Эдгар свернул пергамент в свиток, окончательно убедившись, что поработать сегодня больше не выйдет. — У тебя будет супруг: защита и опора во всех земных делах.
— Быть залогом дружбы между государствами мне нравится еще меньше. — Она резко поднялась, опрокинув чернильницу. — Прости. Сейчас позову кого-нибудь, чтобы прибрали.
Самым смешным оказалось то, что дама, преподававшая этикет, — ученый, как всегда, не запомнил имени — решила найти в нем поддержку. Пожаловалась на то, что принцесса «дерзка и непочтительна», дескать, как у него хватает терпения заниматься с ней такими сложными вещами, как слово божие. Эдгар совершенно искренне изумился — по его представлениям, учтивость надлежало проявлять как раз ему. Спросил, действительно ли дама ожидала почтения от особы королевской крови и будущей правительницы Белона? Дама промямлила про древний род и уважение к летам. Эдгар посоветовал ей поразмыслить, что больше заслуживает почтения — годы или благородство происхождения. Услышал, что не бастарду рассуждать о благородстве происхождения. Улыбнулся, мимолетно удивившись тому, что колкость не задела его совершенно, сказал, что дама абсолютно права. И меланхолично глядя в пространство, произнес, мол, один из древних философов считал: мудрость приходит с годами, но иногда годы приходят, потеряв спутницу по дороге. По-настоящему глубокие мысли не мельчают со временем, не правда ли? Стоило большого труда не рассмеяться вслед. То, что, возможно, он нажил врага, Эдгара не беспокоило: слишком незначителен был он сам, чтобы думать о врагах. В худшем случае сошлют в дальний монастырь — но кто сказал, что наукой можно заниматься только в столице? Карьера? Чем выше статус, тем меньше приходится заниматься, собственно, научной деятельностью, превращаясь в организатора. Так что плевать он хотел на карьеру.
На следующий день принцесса снова была живой и улыбчивой, так что Эдгар списал прошлый разговор на плохое настроение. Действительно, необходимость общаться с… ну да, дурой, чего уж там, кого угодно выведет из себя.
Самую долгую ночь года Эдгар не праздновал, считая этот обычай пережитком языческих верований. Можно, конечно, в кои-то веки и отметить, заодно изучив, чем местные обычаи отличаются от того, что принято дома. Но для этого надо было искать компанию, а прошедшие месяцы не сделали ученого общительней. Рассудив, что выспаться, как дома, во дворце, где гулять станут все, вплоть до последнего слуги, едва ли удастся, он загодя запасся едой, вином, свечами и книгой. Дадут поспать — хорошо, не выйдет — найдется, чем скоротать время.
Судя по звукам, праздновали во дворце на славу. Закатывать бал не стали, но и без того музыки и песен оказалось столько, что с надеждой выспаться Эдгар распрощался еще до наступления сумерек. Порой он не понимал, за какие грехи Господь наделил его чутким слухом — то, что стало бы даром для музыканта, ученому ощутимо мешало. Работать под шум он приноровился давно — в столице никогда не бывало тихо. Но спать как убитый, когда вокруг тарарам, так и не научился. Что ж, бессмысленно плакать о том, что нельзя изменить. Чтобы книжник и не нашел, чем заняться в бессонную ночь?
Свечи сгорели на треть, когда раздался стук в дверь. Эдгар подпрыгнул, выныривая из мыслей, и встретился взглядом с принцессой.
— Можно?
Странный вопрос, право слово. Она у себя дома, тогда как он — только гость. Эдгар поспешно выбрался из-за стола, поклонился.
— Рад видеть тебя.
А и вправду — рад. Он никогда не тяготился одиночеством, привыкнув едва ли не с рождения, но тех немногих, кого считал близкими, рад был видеть всегда. Эдгар на миг замер, осознав, что каким-то образом принцесса оказалась в их числе. Неожиданно и не сказать, чтобы приятно: у сильных мира сего друзей не бывает, есть лишь союзники.
Он указал на миску с фруктами.
— Угостишься?
Принцесса кивнула, опустилась на лавку. Подождала, пока Эдгар уберет со стола книгу. Взяла яблоко, из зимних, что становятся сладкими, лишь полежав и набрав спелость, а хранятся до следующего урожая. Спохватилась:
