— Квардинг, — чистым молодым голосом проговорила она.
Амон опустился на колено, должным образом приветствуя Старейшую из Рода, и в знак уважения принял обличье человека, пряча крылья. Тирэн тоже незамедлительно склонился, следуя примеру вожака.
— Прости Мать, увенчанная Вечностью, что нарушили твое уединение, — спокойно извинился незваный гость и поднялся. — Я не знал, что здесь живет Старейшая.
— Никто не знал, — наклонила голову гриянка. В темноте блеснули нечеловеческие прозрачно-фиолетовые глаза — один был заметно светлее другого и казался сиреневым. — Думаю, никто и не узнает, мой мальчик?
— Как угодно, — демон уже собирался развернуться и уйти, но в этот миг уловил звериным обонянием посторонний запах, никак не принадлежащий Матери. Хищник, живущий в нем, напрягся, вздыбил на загривке шерсть. — Ты не одна, Старейшая?
Старушка виновато, и как-то по-девичьи застенчиво вздохнула.
— Выйди, — коротко приказала она.
Тряпица всколыхнулась, и в теплый свет очага шагнул Безымянный. Совсем еще юный, нескладный подросток. Тир вздрогнул и схватился за меч. Мальчишка побледнел, но не отпрянул в ужасе, как полагалось бы.
— Я не трону тебя, Мать, — безразлично сказал Амон. — Но этому созданию здесь делать нечего.
— Не смей! — воскликнула гриянка и с неожиданной прытью заслонила питомца.
Квардинг смерил старуху тяжелым взглядом, однако она бестрепетно накрыла его пальцы, уже стиснувшие рукоять меча, сухонькой морщинистой ладонью и сказала с мольбой:
— Я имею право…
— Нет. Ты — гриянка. И неприкосновенна, потому что не подвластна безумию, а он, — Амон кивнул на ребенка, — умрет.
— Киттон, подойди, — негромко сказала хозяйка скилы.
Мальчик опасливо, держась стены, приблизился к своей заступнице и стал рядом.
— Ты дала ему имя? — глухо прорычал Тирэн. — Безымянным нельзя давать имена! Это предательство, которое непростительно для Старейшей.
— Он сам дал его себе, — сурово оборвала сотника гриянка, словно считавшая препирания со спутником квардинга ниже своего достоинства. — Киттон не подвержен безумию имянаречения. Я прошу пощадить ребенка.
— Он не ребенок, — оскалился Тир.
Старуха не удостоила его взглядом. Она смотрела только на Амона.
Тот в свою очередь изучал Безымянного, скрестив на груди руки. Подросток поежился под взглядом звериных глаз, и инстинктивно отступил.
— И ты веришь ему? — спросил квардинг у гриянки.
— Я не убийца, — вдруг прошептал мальчик. — Я никого не обижал.
Амон кинул вопросительный взгляд на сотника. Тот не спешил убирать меч, но в глазах тоже промелькнула растерянность. Связная речь, очеловеченные (гораздо более очеловеченные, чем у остальных Безымянных) черты, отзвук эмоций в голосе.
— Умеешь говорить? — спросил Тирэн, опуская оружие.
— Он пришел ко мне месяц назад, — подала голос гриянка. — Постучался, попросил еды. Он не собирался оставаться, но я настояла. Киттона в стае приговорили к смерти, потому что он не умеет впадать в боевое безумие, способен говорить и… очень отличается от соплеменников. Его черты понемногу приходят в норму — посмотрите в глаза. Они больше не красные, и кожа не землисто-серая.
— Неужели и вспышек жестокости тоже нет? — нахмурился Амон.
— Нет.
Обескураженный Тир взглянул на друга и медленно убрал меч в ножны. Демоны впервые столкнулись с подобным. За все годы охоты на Безымянных их уничтожение не подлежало сомнению.
Квардинг помнил — первые безумные великаны появились еще до проклятья. Изначально все они были гриянами — полукровками, рожденными в результате союза ангела и демона. Дети от смешанных браков рождались на протяжении тысячелетий, но внезапно грияны-мужчины подверглись необъяснимому умопомрачению. Находившее ни с того, ни с сего безумие уничтожало память и все обретенные навыки. Сумасшествие накатывало стремительно: несколько дней болезненной вялости, светобоязнь и раздражительность, а потом постепенное превращение в звероподобное существо и угасание рассудка.
Обезумевшие, как правило, покидали дома и семьи, сбегали, повинуясь животному инстинкту, и жили небольшими стаями, никого не трогая, и не привлекая к себе внимания. Их звали просто Одичалыми и не трогали, но однажды какой-то умник решил попробовать использовать здоровенных дикарей в качестве рабов на тяжелых, не требующих ума работах. Бестолковые, они долгое время не понимали, чего от них хотят, но постепенно научились-таки покладисто и послушно выполнять все, что требовалось.
И ничто не предвещало беды, пока однажды безумный раб не напал на надсмотрщика, и не цапнул того за руку. Тут-то и выяснилось, что яд, содержащийся в слюне Одичалого, способен превратить в такое же существо. К счастью, этому яду опять оказались подвержены только грияны-мужчины. Демоны от него просто умирали, не обращаясь в монстров.
Зараженных и стали называть Безымянными, поскольку они забывали свои имена, прежнюю жизнь, но, в отличие от Одичалых, становились опасными хищниками, так как сохраняли крупицы памяти, кое-какие навыки и звериную жестокость. Первыми они истребили гриянок. Их грызли попросту за то, что те оказались бесполезны в плане продолжения рода и перевоплощения в им подобных. Затем началась охота на человеческих женщин — эти-то несчастные и становились самками. Их похищали и держали в стаях. Новорожденных мальчиков растили и пестовали, девочек — убивали, так как они никогда не превращались в чудовищ.
Одним словом, опасные полукровки за короткое время превратились из досадной неприятности в огромную проблему — они быстро размножались, ловко прятались, а благодаря нечеловеческой силе и ярости — отчаянно сражались за свои стаи. Никакие попытки магического лечения не помогали — Безымянные становились только злее. Однако со временем удалось выяснить, что сделать их покорными может имянаречение. Если безумцу возвращали прежнее (полученное ещё до одичания) имя, он становился покорным. И мог быть покорным довольно долгое время. До нескольких десятилетий. Однако рано или поздно накатывала очередная волна сумасшествия, за которой следовала кровавая расправа над господином.
А потому, в очередной раз созвав совет, левхойты решили вырезать на корню всю расу Безымянных, вот только… чтобы совсем избавиться от этих пакостных чудищ, следовало уничтожить и гриянов… Дилемма!
— Ты рожденный? — Амон наклонился к мальчику, изучая безобразное лицо.
— Я не помню, — виновато сказал ребенок.
— Не рожденный, — Тирэн покачал головой. — Иначе бы помнил. Что с ним делать?
