Похоже свечи разгорелись неприятно ярко. Слишком ярко, чтобы считать. В комнате чересчур жарко, тесно, многолюдно. Рубашка Дружелюбного прилипла к телу, пока он собрал кости и вполсилы бросил их в ответ. Кое-кто за столом поперхнулся.
— Пять и шесть. Победа заведения. — Люди часто забывают, что всякие очки точно также вероятны, как и любые другие. Даже те же самые. Поэтому его вовсе не потрясло, что Полумесяц утратил понимание кто он и где находится.
— Ты ссаный кидала!
Дружелюбный нахмурился. В Безопасности он бы зарезал человека, заявившего ему такое. Пришлось бы, чтобы остальным было не повадно. Он бы начал его полосовать не останавливаясь. Но сейчас они не в Безопасности, они снаружи. Контроль — вот что ему велели. Он заставил себя забыть о тёплой, льнущей к его боку рукояти тесака. Контроль. Он лишь пожал плечами. — Пять и шесть. Кости не лгут.
Полумесяц схватил Дружелюбного за запястье, когда тот собирался смахнуть фишки. Он наклонился вперёд и ткнул сидельца в грудь пьяным пальцем.
— По моему твои кости с грузом.
Дружелюбный ощутил, как его лицо обмякло, дыхание еле-еле проходило сквозь горло, так больно его сдавило. Он ощутил каждую каплю пота, щекочущую спину, лоб, затылок. Бесстрастная, холодная, совершенно невыносимая ярость охватила каждую часть тела. — По твоему мои кости, что? — едва смог прошептать он.
Тычет, тычет, тычет. — Твои кости мошенничают.
— Мои кости… что? — Тесак Дружелюбного развалил маску-полумесяц надвое и врубился в череп под ней. Его кинжал вонзился мужику с кораблём на лице прямо в открытый рот, так что кончик показался из затылка. Дружелюбный пырял его снова и снова, хлюп, хлюп, рукоятка оружия скользила, поворачиваясь. Женщина издала долгий, отчаянный крик.
Дружелюбный смутно заметил, что все в зале в изумлении таращатся на него. Всего их было, плюс-минус, четырежды три раза по четыре. Он опрокинул игровой стол, посылая в полёт бокалы, жетоны, монеты. Человек-лиса по прежнему смотрел во все глаза в отверстиях маски. На его бледную щёку попали тёмные ошмётки мозгов. Дружелюбный наклонился вперёд к нему. — Извиняйся! — проревел он во всю ширь своих лёгких. — Проси, блядь, у моих костей прощения!
— … кто-нибудь!..
Вопль Арио обернулся протяжным хрипом на вдохе. Он опустил взгляд, также как и она. Её нож вошёл в выемку там, где его нога соединялась с телом, как раз возле поникшего члена, и погрузился по рукоятку, заливая кровью всю её ладонь. На кратчайший миг он издал пронзительный, нечеловеческий визг, затем острие другого ножа Монзы ударило его под ухом и выскользнуло с противоположной стороны шеи.
Арио стоял, выпучив глаза, одной рукой бессильно теребя её голое плечо. Другая, дрожа, подтянулась кверху и нащупывала рукоять ножа. Густая чёрная кровь вытекала из него, расползалась между пальцами, струилась по ногам, сбегала с груди тёмными тягучими дорожками, испещряя и пачкая красным всю его бледную кожу. Его рот разверзся, но крик вырвался лишь слабым поперхнувшимся звуком, присвистом дыхания, которому мешала сталь в его горле. Он пошатнулся назад, схватился другой рукой за воздух, а Монза смотрела на него не отрываясь. От его белого лица перед её взором оставался яркий светящийся след.
— Трое мертвы, — прошептала она. — Осталось четверо.
Его окровавленные чресла привалились к подоконнику и принц рухнул, ударившись головой о заляпанное стекло и разбивая окно во всю ширь. Он опрокинулся туда и исчез в ночи.
Дубина опускалась, в замахе, который мог бы раздавить трясучкин череп как яйцо. Но замах был усталым, небрежным и оставил бок Седовласа открытым. Трясучка пригнулся, уже раскручиваясь, и с рёвом хлестнул наотмашь тяжелым мечом. Меч врезался в синее крашеное предплечье громадного мужчины с мясистым звуком хрясь, начисто его перерубил, пронёсся дальше и глубоко вонзился сбоку в живот. Кровь взметнулась из обрубка — прямо на лица зрителей. Дубина грохнулась на камни, вместе с ладонью и запястьем. Кто-то тонко вскрикнул. Кто-то другой засмеялся. — Как они так делают?
Затем Седовлас завизжал, будто прищемил дверью ногу. — Бля! Больно! А! А! Где моя… Клянусь…
Он протянул вокруг себя ту руку, что осталась, ковырнул дыру в своём боку, выдавливая чёрную слизь. Припал на одно колено, запрокинул назад голову и начал орать. До тех пор, пока меч Трясучки не ударил прямо в лоб его маски, оставляя громадную дырень между глазными прорезями.
И на этом вечернее увеселение закончилось.
Группа извергла пару последних вихляющих нот, и музыка умерла. За исключением каких-то неясных воплей, доносящихся из игрового зала, двор покрыла тишина. Трясучка глядел вниз на тело Седовласа, кровь выплёскивалась из-под сдвинутой маски. Его ярость внезапно растаяла, оставив ему лишь боль в руке, холодный пот, от которого чесалась голова и нехилое ощущенье надвигающегося ужаса.
— От чего со мной всегда происходит такое?
— От того, что ты очень плохой, дрянной человек, — произнёс Коска, заглядывая ему через плечо.
Трясучка почувствовал, что на его лицо пала тень. Он едва лишь перевёл взгляд, как сверху, вниз головой, в их круг приземлилось голое тело, окатывая кровью уже поредевшую толпу.
И сразу всё смешалось.
— Король! — заголосил кто-то, безо всякой разумной причины. Усыпанное кровавыми пятнами пространство, бывшее кругом внезапно наполнилось спотыкающимися, бегущими в никуда телами. Каждый заорал, заревел, завыл. Мужские и женские голоса, шум от которого и мёртый оглохнет. Кто-то врезался в трясучкин щит и он инстинктивно толкнул в ответ, повалив того прямо на труп Седовласа.
— Это Арио!
— Убийство! — Один из гостей начал вытягивать меч, и тогда один из музыкантов спокойно выступил вперёд и резким взмахом булавы вдребезги расшиб ему череп.
Ещё больше криков. Звенела и лязгала сталь. Трясучка увидел, как один из танцоров-гурков раскроил мужчине живот кривым кинжалом, а тот, когда выблёвывал кровь, неловко схватился за свой меч и проколол ногу человеку позади него. Был грохот и звон разбитого стекла и машущее конечностями тело вылетело из окна игрового зала. Безумство и паника ширились, как пожар на поле сухой травы.
Один из жонглёров метал ножи, летящий металл стучал, впиваясь в плоть и дерево, неся смерть друзьям, также как и врагам. Какие-то руки цеплялись за меч Трясучки и тот двинул его по лицу локтем, уже поднимая оружие чтобы его порубить, как вдруг понял, что это Морк, дудочник — из его носа бежала кровь. Был гулкий хлопок и напирающие тела озарила оранжевая вспышка. Вопли перешли на следующую ступень, сложившись в безмозглый хор.
