— В моем доме, в моей спальне, — я перевела взгляд с Тёма на Седого, — есть икона.
Кирилл улыбнулся, Иван выругался, вестник и ветер слушали.
— Проклятый артефакт, созданный людьми. «Анна Пророчица». Остановит любую нечисть, а потому, — я сглотнула и заставила себя продолжать, — взять ее оттуда и нести сможет лишь Марья Николаевна.
— Твоя юродивая бабка, — протянул охотник и повернулся к Седому, ожидая решения. — Хозяин?
— Ударную группу передай визиргу Володе, пусть немедленно выступают. — Хозяин встал, снова устремил взгляд в пространство, что-то там просчитывая. — Организуй южанам теплую встречу. Посмотрим, как заговорит Прекрасная без такого аргумента за пазухой.
— Слушаюсь.
— Тём, — позвала я направляющегося к выходу охотника, — она не должна пострадать, слышишь?
— Люди глупы, — посетовал ветер. — Потеряем юродивую — потеряем артефакт. С нее пылинки сдувать будут.
— Бабка нужна живой, — подвел итог Кирилл.
Ожидание выматывало, особенно когда понимаешь, что все возможное и невозможное сделано, а тебе остается ждать вестей, которые всё никак не приходят.
Цитадель замерла, затихла, как притаившийся в засаде зверь. Я бродила без определенной цели, не замечая, как одни графитовые стены сменяют другие, как поднимающееся солнце играет в глубине светлых прожилок. Я не могла нигде оставаться больше чем на несколько минут: ни в спальне, ни в библиотеке, ни в пустынных коридорах, ни в гараже, ни в обеденном зале, ни в комнатах за ним — двери открыты, кровати заправлены, но ни Пашки, ни другой «еды». Бездействие угнетало.
Каждая минута тянулась как час, каждое мгновение было бесконечностью. Но даже она имеет обыкновение заканчиваться.
Ветер трепал волосы, утро выдалось ясным, небо — безмятежно-голубым. Ноги то и дело черпали снег. Внутренний двор цитадели, где мне назначили встречу, полностью покрывал ровный слой блестящего до рези в глазах чистейшего снега, спрятавшего следы утренней активности. Очередное напоминание о том, что от тех, кто ушел к Юкову, до сих пор нет вестей. Сегодня я видела эти напоминания во всем. Связь прервалась на подходе к стежке, сотовые и рации перестали ловить сигнал. Мне это не нравилось. Мне не нравилось все: от закончившегося к полудню снегопада до отсутствия теплой зимней обуви.
Ветер стих, сделав очередное ожидание в моей жизни вполне терпимым. Нетерпимость бушевала внутри, лишь вопрос времени, когда я заберусь в чужую машину и поеду домой. Возможно, только для того, чтобы пропасть там вслед за остальными.
Измененный был пунктуален. Телефон пискнул, обозначая полдень по внутреннему кругу, внешняя стена, окольцовывающая цитадель, пошла рябью и мигнула, как изображение в телевизоре, у которого барахлит антенный кабель. Из этой ряби, похожей на статические помехи, и вышел мужчина с волчьей головой.
Торговец приближался широкими размашистыми шагами, ноги в тяжелых ботинках оставляли на нетронутой скатерти снега темные вызывающие отпечатки. На плечах светло-коричневая дубленка с широкими отворотами, голова зверя с встопорщенной шерстью, спортивная сумка через плечо.
— Узнала? — посчитав излишним здороваться, сразу перешел к делу измененный.
— Да, — я посмотрела в желтые звериные глаза, — бессмертник скорее умрет, чем пойдет против хозяина.
— Как и все мы, — согласился торговец.
— Ты знал это с самого начала, — мужчина чуть отвернул морду, — откуда сомнения?
— Иван делал заказ через силу, заставляя и ломая себя. Он не хотел эту вещь, боялся ее. — Волкоголовый похлопал по сумке.
— Не всегда наши желания совпадают с волей Седого.
— Пожалуй. — Он повел черным носом, снял с плеча спортивную, ничем не примечательную сумку, трудолюбивые китайцы завалили такими все рынки страны. — Раз ты уверена, передай заказ сама, — и протянул черный нейлоновый ремень.
Секунду я рассматривала его руку, а он не отводил от меня звериных глаз, часто подергивая носом.
— Ты без опаски и без охраны прогуливаешься с артефактом, стоимость которого трудно представить, но боишься зайти внутрь. — Я кивнула на дверь за спиной. — Как же плата? — Я забрала сумку.
— Поверь, если кто надумает забрать зер… — Он запнулся, облизнул нос и продолжил: — Пусть потом не жалуется. — Торговец покосился на графитовую громаду. — Плата — дело наживное, Хозяин слово держит, если хочет оставаться таковым. А жизнь у меня одна. — Во взгляде, провожающем сумку, сквозило облегчение.
— Мудро. — Не потребовалось оборачиваться, чтобы узнать высокомерный голос бессмертника. — Лови, — в раскрытую ладонь измененного приземлилась пластиковая флешка. — Ключ от банковской ячейки. Как договаривались. Сделка?
— Сделка, — подтвердил торговец, морща нос.
Секретарь выдернул у меня черную сумку. Веса в ней было немного, но ладонь бессмертника дрогнула, для него артефакт был тяжел не для рук, а для сознания.
Мы остались с торговцем вдвоем. Волкоголовый высунул язык в собачьей усмешке и обмахнул языком пасть. Сутулая фигура, до этого застывшая вопросительным знаком, расслабилась, артефакт давил не только на Ивана.
— Столик Нинеи, — напомнила я измененному.
Тот повертел в руках пластиковый цилиндрик, спрятал гонорар, еще раз покосился на цитадель.
— Артефакт. Сложный в создании, простой в использовании. «Следующая вещь», не в плане нумерации, а в плане следования, движения. Предмет заговаривается на хозяина и следует за ним в буквальном смысле, появляясь и дома, и в гостях, в подполе, тюрьме, бане, туалете.
— Следует и все? — Я разочарованно хмыкнула, разгадка оказалась проще того, что я успела себе напридумывать.
— Да. Этот столик изготовили по приказу Гордея Седого для его жены Мирославы.
— Почему же он сейчас здесь?
— Потому что единственное место, куда не может последовать за хозяином привязанный артефакт, — это грань, за которую уходят после смерти. — Торговец отрывисто гавкнул, эдакий звериный смешок. — Хозяйка умерла, столик «заснул», стал обычной мебелью на целую эпоху. Все решили, что магия в нем исчерпала себя, и максимум, на что он годится, это растопка камина. Но низшие миловали, «следующий» нашел новую хозяйку. Жена Саавы Седого Раада Пылающая. Два века он служил ей складом оружия, который не обязательно таскать в руках и который минует любую охрану. Служил бы и дольше, не сгори она в собственном пламени. — Торговец пробежался пальцами по отворотам куртки.
— Дальше, — потребовала я, чувствуя, что начинаю замерзать.
— Все, — он пожал плечами, — столик тихо гнил, о нем не было ни одного упоминания с эпохи истребления. — Измененный прищурился, звериный взгляд стал колючим. — Но теперь, судя по всему, проснулся. Нашел себе новую хозяйку, мать Легенды зимы.
