Как все близко. А Мотыльку — пару раз махнуть крыльями — и уже на той стороне. Внизу шевелились человечки. От монастыря катила двухколесная тележка — кто-то из сестер спешил к больному. Кузница Кайда, на самом краю деревни стояла открытая, вокуг толпились люди. Люди толпились и у Эрбова трактира. Сюда, к нам не долетало ни звука. Шумел только ветер, перебрасывая у нас над головами вороха хвои, да вороны орали, одурев от солнца.
Трупоедское поселение. Как странно. Я словно бы не имела к нему никакого отношения. Так аблис смотрит со своей верхотуры, с легким интересом и отчуждением: трупоеды. Суетятся. Бегают туда-сюда.
Я взглянула на Мотылька. Он улыбнулся, сверкнув сахарными клыками. Жмурясь от сияния, махнул рукой:
— Вон там… на дороге. Около домов… Там — дети… Что они делают?
— Строят снежную крепость.
— Дом из снега? Зачем?
— Это игрушечный дом. Потом они разделятся — часть будет защищать дом, а часть — брать его приступом. Они играют в войну.
— В войну? Играют?
— Ну да!
Он нахмурился озадаченно.
— Война — это… когда трупоеды… люди… убивают друг друга. Везде огонь… а потом вокруг — обломки. И мертвецы…
Что за чистоплюйство! Тоже мне, великий гуманист… Я отскочила.
— Сейчас покажу тебе, как трупоеды убивают друг друга!
Захватила побольше снегу и запустила в Мотылька. Снежок попал ему в плечо, разбился, осыпал котту малюсенькими хрусталиками.
— На, получай!
Полетел второй снежок. Мотылек уклонился.
— Вот тебе! Вот тебе!
Я мазала безбожно. Мотылек присел, собрал горсть снега и кинул не целясь. Я шарахнулась — кое-как слепленный снежок шваркнул меня прямо в грудь, разбрызгался кляксой.
— Ах, так?!
Зачерпнула обеими руками, обеими и кинула. Не докинула. В ответ — целый фонтан.
Я нырнула за куст можжевельника, проваливаясь по щиколотку, добежала до обломка скалы, затаилась.
Шлеп! Комок снега врезался в камень у самого моего носа. Присев на корточки, я скатала новый снаряд.
Сейчас выгляну и залеплю ему… Я подалась вперед — мимо тотчас просвистел белый шарик. Ага! Я высунулась, метнула.
— Ура! Ты убит! Ты убит!
Мотылек вытирал снег со лба.
— Пропасть! — крикнул он, — Это нечестно! Это — обман!
— Козява-раззява!
— Что? Укушу!
Он всплеснул крылами, на мгновение заслонив горизонт. Прыжок — я едва увернулась от цапающей руки. Бросилась под ветки молоденьких сосен, утонула почти по пояс, выбралась с другой стороны. Здесь длинная проталина огибала скалистый островок — бежать было легко. Над головой свистнули крылья — я снова кинулась в деревья. Заметила другую проталину, больше первой, всю рыжую от опавшей хвои. Затрещали ветки — Мотылек все-таки спустился. Я швырнула через плечо рассыпающийся снежок.
— Эй! — крикнул он. — Стой! Не буду кусать!
— Как бы не так!
Рыжий хвойный настил сменился большой проплешиной в камнях. За спиной опять гулко хлопнули крылья — преследователь попытался настичь меня на открытом пространстве. Я совершила обманный маневр — мгновенно развернулась и и бросилась назад, под защиту деревьев.
И погрузилась в снег по грудь. Вот черт! Промахнулась. Под ноги надо смотреть!
— Эй! — негромко окликнул Мотылек, — Что там… Эй, что случилось?
— Сдаюсь, — сказала я. — Вытащи меня отсюда.
— О пропасть…
В голосе его не было торжества. Скорее недоумение.
Вывернувшись назад, я протянула обе руки. Рывок — меня выдернули из снега, как муху из киселя.
— Ну, кусай, — пробормотала я, отряхиваясь. — Кусай. Ты победил.
Он сжал мое плечо.
— Смотри. Туда, назад.
Я посмотрела. Рыжая хвойная проталина исчезла. Исчезла абсолютно — покрытый лесным мусором, рыхлый, грузно осевший снег был повсюду равномерно глубок.
Однако каменистая плешь посреди полянки, на которой мы стояли, оставалась на месте. В дальнем ее конце за деревья уводила черная дорожка сырой земли, будто приглашала к дальнейшему путешествию. Вперед. Только вперед…
— Горячая Тропа!
Я смятенно уставилась на Мотылька. Он неловко коснулся моей руки:
— Что такое? Ты испугалась?
— Проклятье! Горячая Тропа! Мы влипли!
— Влипли? Прилипли? Почему?
— Ты же в Кадакаре живешь! Неужели не знаешь? Это самая что ни на есть Горячая Тропа, по которой можно идти только вперед! Чтоб мне гореть! — я в отчаянии топнула ногой, — Черт знает, сколько миль придется шагать, и черт знает куда она выведет!
— Успокойся. Я видел такие… штуки. Не знал, что это… что по этой тропе можно ходить.
— Тебе хорошо, ты по небу летаешь. А нам, разнесчастным трупоедам, на своих двоих приходится… Проклятье…
Горячую Тропу когда-нибудь притянет к дороге, или к нормальной тропе, или к жилым местам… да только кто знает, когда и где!..
— А ты ходила по таким тропам?
Мотылек ничуть не был обеспокоен, он с любопытством поглядывал по сторонам.
— Не я. Мой… приятель. Он часто пользуется Горячими Тропами. Он умеет их искать и каким-то образом может вычислить, куда они выводят. Так он ходит из Этарна через Долину Трав на перевал, минуя Око Гор. Он контрабандист.
— Кон… тран… бадист, — с трудом выговорил Мотылек, — Что это?
— Это… Послушай, давай думать, как мы отсюда выберемся. Ты-то можешь улететь, а я…
Он улыбнулся.
— И ты можешь улететь.
— На тебе верхом, что ли?
— Вер-хом — что это?
— На спине у тебя. Не выдумывай. Ты меня не поднимешь. А поднимешь, так грохнешься вместе со мной, костей не соберешь.
Он наклонился, обхватил меня поперек туловища и без усилий оторвал от земли. Я засучила ногами:
— С ума сошел! Отпусти!
— Легкая, — усмехнулся он. — Я тяжелых носил. Да.
Ощутив под ногами землю, я отбежала на несколько шагов.
— Ты только-только поправился. Тебе нельзя перенапрягаться!
— Хочешь идти ногами? Много… э-э… долго-долго?
Идти ногами не хотелось. Но и садиться парню на шею тоже никуда не годится. Он такой тонкий, руки как прутики, а я далеко не пушинка. Может, удастся как-нибудь обратно… через все эти снега? Наломать лапника и — ползком на животе…
— Послушай, — уговаривал Мотылек, — Я хочу… сказать тебе…
— Подожди.
А если сплести из веток что-нибудь вроде снегоступов… У Сыча такие были, на плоские корзины похожи, коза их еще обьела…
— Альса.
— Я думаю, отстань… Что?!.
Моргая, я смотрела, как он подходит. Горячая Тропа исчезала за его спиной.
— Альса, — проговорил он. — Я хочу сделать это. Для тебя.
