стоит по-глупому подставлять голову под пресс.
`Посмотрим, посмотрим… кто кого' — прищурилась девушка, и, закинув легкую
спортивную сумку на плечо, пошла к пропускному пункту. Через шесть часов она
получила задание. Еще через неделю — второе. Месяц провела в Тмутаракани,
выслеживая объект, полтора парилась в джунглях, отлавливая по одному группу
неугодных СВОН людей, решившихся не только иметь свою точку зрения на методики
особого отдела, но и высказать ее, и угрожать обнародованием компромата,
спрятанного неизвестно где. На его обнаружение ушел еще месяц, а на ликвидацию
стоящих на пути — восемь несчастных случаев, две пули и четыре стилета.
Потом ее загнали в Азию спасать религиозного деятеля, который в порыве
старческого маразма возомнил себя мессией и рванул спасать густонаселенную часть
земного шара от козней Сатаны и мук ада. Обывателей он не впечатлил, а политиков
— да. Он стал весьма нужной фигурой в одном споре, суть которого была настолько
далека от Бога, насколько сам престарелый миссионер далек от мира. Его появление
в нестабильной зоне было как нельзя кстати и повлекло за собой большие волнения.
Фанатика пленили и передавали из рук в руки, играя им как пешкой, когда
закрываясь им, когда выставляя в арьергард. Закончить миссию маразматика и
вернуть его домой, под присмотр добрых профессоров-психиаторов, было поручено
Лисе. С отрядом спецов она забрала старческое тело, положив к дряхлым мозгам
Великого Гуру около пяти десятков жизней. Хотя, по ее мнению, он не стоил жизни
и бабочки-однодневки. То же самое думали и большинство ребят из группы, но
молчали, как и Лиса. Сидя в салоне эвакуатора, отводили взгляды от трясущихся
рук старика, от блеклых глаз, от его седых всклоченных волос, чтоб не выдать
своих истинных чувств ни ему, ни товарищам. Закон СВОН: знаешь — молчи, думаешь
— думай про себя. Настроение, мысли, чувства — личное дело каждого. Никого они
не волнуют, не интересуют. Их не высказывают и не обсуждают, как и приказы. Мы
вместе, но каждый сам по себе. Глупо откровенничать, не стоит заводить друзей.
Завтра либо тебя может не стать, либо друга. Жить нужно этим денем.
Только Алиса успела вернуться в номер, смыть дорожную грязь, как заныл мобильник.
Капитан сзывал своих на стрельбы, давая три часа на сборы и дорогу. Правда, двух
часов у Алисы не было, учитывая отдаленность от пункта прибытия — как раз три
часа, чтоб добраться.
К прибытию на место у Алисы было два горячих желания: поспать и придушить
капитана. Понятно, что ни первому, ни второму не суждено было сбыться. Девушка с
горя демонстративно залезла на капот машины, вытянула ноги, прислонившись спиной
к лобовому стеклу, надвинула фуражку на нос, прикрыв козырьком глаза. Сделала
вид, что спит. Сама же внимательно наблюдала за собранной группой, за
Гнездевским и пыталась совладать со злостью, навеянной повсеместной усталостью.
Ее взгляд четко фиксировал каждую мелочь, разум анализировал и делал выводы. Увы,
они были неутешительными и успокоению не способствовали. Из двадцати семи
собравшихся Алисе были не знакомы пятеро: молоденькая, курносая девица с
внешностью грызуна и четверо внушительной комплекции парней. Далила же, Голубь и
еще трое товарищей отсутствовали, что рождало предположение об их занятости, и
тут же разбивалось о факты: капитан устраивает стрельбы лишь тогда, когда группа
может прибыть в полном составе. Исключение может составить один, максимум два
бойца. Учитывая явление новеньких, напрашивался вполне объяснимый вывод: пятеро
ушли, пятеро пришли. Ясно, куда ушли те и почему явились эти. Не ясно другое —
сколько понадобится времени, чтоб заменить каждого бойца в элитной бригаде
Гнездевского?
— Долго загорать думаешь? — спросил Игнат, подходя к машине. Облокотился на
капот, недовольно поглядывая на Лису. — Стрельбы не отменяли, агент Лиса.
— Для кого как, — мило оскалилась девушка, убирая фуражку с лица. — Далилу,
смотрю, освободили, Голубя, Гаспара. Кто еще? А-а, Василек и Медуза. Пошлешь им
порицание по Визиону?
Игнат отвернулся. Посмотрел на отстреливающую последние мишени молодежь и
вспрыгнул на капот рядом с Алисой:
— Устала?
— Хочу ясности.
— Не положено.
— Мне? — ехидно прищурилась девушка, взглядом намекая на их давние отношения.
— Это в прошлом, Лиса, — ответил Гнездевский и задумался. Устроился удобнее,
оглядел девушку, широко улыбнулся, потянувшись к ней. — Хотя, я не против
возобновить их. Сколько раз уже предлагал… Надумала?
— Лучше под танк, — бросила Алиса, села, чтоб 'ласковое' лицо капитана не
маячило перед ней.
— Хамишь? Ох, смотри, кончится мое терпение, — предостерег тот, не скрывая
разочарования и недовольства.
— Думаешь, не переживу… как Далила?
— Причем тут Далила?
— Она погибла? Где, как?
— Не много ли хочешь знать?
— Ответь. Всего один раз скажи правду, — повернулась к мужчине Алиса. Она
готова была простить ему многое за минуту откровения, пусть горькой, но правды.
Но Игнат давно забыл о том, что это такое. Ложь для него была привычна и тем
приятна, красива, вкусна.
Он скривился:
— Много будешь знать…
— Отправишься к усопшим героям — товарищам. Ясно, капитан.
— Что тебе ясно?! — разозлился тот. — Много разговариваете, лейтенант. Встала
и пошла…
— Палить по мишеням. А зачем? Чтоб вопросов не задавать?
— Чтоб форму держать! И не забывайся!
— Хорошо.
Алиса неожиданно для капитана вытащила пистолет из наплечной кобуры и прямо с
машины выпустила всю обойму в ползущие мишени молодых и старых бойцов, ни разу
не промахнувшись. Потом с той же невозмутимостью поменяла обойму, вложила оружие
обратно и опять легла на капот. Старики развернулись и поаплодировали. Молодые
внимательно оглядели ее и попытались воспроизвести то же мастерство стрельбы и
наплевательство физиономий. Получилось так себе.
— Зеленые совсем, — с сожалением качнула головой Алиса. — Положат ведь их,
